Леонид Конисевич

НАС ВОСПИТАЛ МАКАРЕНКО

Записки коммунара

Челябинск, 1993

Воспроизводится на сетевой странице

Педагогического музея А.С.Макаренко

по разрешению ред. издания, к.п.н.

Виктора Михайловича Опалихина

(г. Челябинск)

ISBN 5-87184-030-2

© Челябинский областной институт повышения квалификации

и переподготовки работников народного образования, 1993 г.

Система Макаренко: взгляд «изнутри»
(предисловие редактора)

Перед Вами, читатель, уникальная книга. Автор её — один из воспитанников Антона Семёновича Макаренко, создателя всемирно известной воспитательной системы.

В чём состоит уникальность этих записок? В десятках книг и сотнях статей, в том числе в трудах самого Макаренко, его система воспитания описывается и анализируется по отношению к детям как бы извне, через восприятие взрослых, педагогов. Этому иногда не верят. О самом Макаренко порой говорят: он писатель, выдумал и описал красивую жизнь детей. В действительности, дескать, было совсем не так.

И вот перед нами книга Леонида Конисевича, который более пяти лет прожил в коммуне им. Ф.Э. Дзержинского. В мельчайших деталях познал он жизнь своего родного коллектива и, много лет спустя, сумел мастерски описать эту жизнь, глядя на неё не со стороны, а изнутри, глазами воспитанника, коммунара, активного участника описываемых событий.

Записки Конисевича — это своеобразный документ о жизни макаренковского коллектива. Но это не сухое описание пережитого, а яркое, талантливое воспроизведение всех ароматов реальной многогранной жизни коммуны. Это великолепная документальная проза.

Жизнь коллектива Макаренко была настолько насыщена событиями, что автору записок ничего не надо было выдумывать. Требовалось «только» вспомнить и отобрать наиболее типичные факты, события и суметь изобразить это на бумаге, как учил его когда-то... сам Макаренко.

Антон Семёнович настойчиво советовал Леониду всерьёз заняться писательским делом, рекомендовал идти учиться в Литературный институт. И даже когда «непослушный» воспитанник, захваченный романтикой морских странствий, пошёл в моряки, Макаренко продолжал в своих письмах убеждать его всерьёз взяться за перо. Давал и практические советы: «Как можно больше подробностей, как можно больше красок и звуков — вот и всё, что нужно», — писал он в одном из посланий Конисевичу.

«Будешь ли ты третьим механиком или береговым бюрократом, меня, собственно говоря, интересует мало, а вот зароешь или не зароешь свой литературный талант, меня это в особенности интересует. Я знаю, ты сейчас же запищишь: у меня никакого таланта нет, и ничего у меня не выходит. Чепуха, у тебя обязательно выйдет, но дело это трудное и само в рот не лезет». Это строчки из другого письма Макаренко Конисевичу.

«Прогноз» Макаренко оправдался. Пусть не сразу, Леонид Конисевич взялся-таки всерьёз за перо. И благодаря своей удивительной памяти и несомненному (теперь) литературному таланту создал эту замечательную книгу.

Поражает огромное количество деталей, фактов из жизни коммуны, множество имён и фамилий воспитанников, педагогов, сотрудников, друзей и гостей коллектива. Воспроизводятся целые куски разнообразной и интересной жизни коммунаров. Иногда автор как бы забывает, что он взялся писать художественную книгу и дословно, почти протокольно воспроизводит отдельные факты, документы, события тех далёких лет.

Плохо ли это? Сегодняшние педагоги могут только сердечно поблагодарить автора за эту дотошность в воспроизведении жизни прославленного коллектива. Ведь всё это прекрасно дополняет произведения самого Макаренко и помогает разобраться в его педагогической «кухне», показывает живую плоть сложной и противоречивой жизни большого коллектива.

Любопытно отметить, что родственность записок Конисевича с произведениями самого Макаренко бросается в глаза сразу: маленькие главки с коротенькими заголовками, простота и точность слога, лаконичность, предельная искренность и мягкий юмор. Разумеется, и внешняя канва событий сразу напоминает макаренковские произведения. Но это не повторение известных нам событий, а взгляд на те же события, но с другой стороны. В этом и состоит оригинальность книги, её особая ценность.

О том, что записки Леонида Конисевича отражают правду жизни, говорят многие авторитетные люди. Имеются многочисленные отклики бывших воспитанников Макаренко, прочитавших вышедшую в 1980 г. первую книжку Конисевича «Большая семья», в которую были включены некоторые главы из публикуемых ныне записок.

Вот строки из писем двух бывших воспитанников А.С. Макаренко к автору книги:

Анна Красникова (г. Харьков): «Спасибо тебе огромное за «Большую семью»... Книга читается легко, с большим интересом, ведь всё так знакомо. Образ дорогого и любимого Антона Семёновича красной нитью проходит через всю книгу. Удивляюсь, какой драгоценный клад хранит твоя память».

Лена Соколова (г. Москва): «Лёня! Как ты хорошо всё помнишь, как лаконично и вместе с тем ёмко описываешь каждое событие. Молодец, Лёня! Спасибо тебе за память о всех нас».

Высокую оценку объективности повествования Л. Конисевича и вообще достоинств его рукописи дали учёные-макаренковеды, знающие правду жизни по документам тех лет, другим достоверным источникам (В.В. Кумарин, Л.Ю. Гордин, С.С. Невская и другие). Вот что писал в рецензии на рукопись Конисевича ещё в 1981 году известный макаренковед В.В. Кумарин:

«Пересказ этой книги, начиная с парадного входа в коммуну,— только её канва, а по ней яркими свежими красками, как по украинскому рушнику, искусно вышита жизнь целого коллектива, документально правдивая история трудовой коммуны им. Ф.Э. Дзержинского... Прекрасную книгу, которую написал сам Макаренко и назвал «Педагогической поэмой», продолжают его герои». Полностью подтверждает правдивость описанного и бывший соратник А.С. Макаренко, его молодой тогда замполит Пётр Иосифович Барбаров, проживающий ныне в Челябинске. Он тоже считает себя воспитанником Макаренко, а не только коллегой по работе. Рукопись Леонида Конисевича оценивается им исключительно высоко. (Интервью с П.И. Барбаровым, одним из героев записок Л. Конисевича, помещено в конце книги).

Разумеется, принимая к печати записки Леонида Конисевича, издатели не подходили к ним как к научному исследованию, не сверяли с архивными документами каждую дату, имя и т.п.

Мы исходили из того, что это именно записки, воспоминания очевидца и участника описываемых событий, изложенные им в художественной форме и окрашенные личным восприятием, авторским видением событий. Думаю, что автор записок был вправе описать события так, как он их воспринял и запомнил, а дело специалистов, исследователей, а также бывших воспитанников Макаренко давать оценку достоверности его описаний.

По форме записки Леонида Конисевича представляют из себя своеобразную повесть о жизни коллектива коммунаров-дзержинцев с 1929 по 1934 год, т.е. от «вхождения» подростка Лёни Конисевича в коммуну до прощания с нею и выхода юноши в самостоятельную жизнь.

Кто «главный герой» повести? Автор избежал соблазна сделать им самого себя. О себе и своих поступках он пишет немного, отобрав лишь самые памятные, «узловые» эпизоды своей биографии. Антон Семёнович тоже не заслоняет собой других действующих лиц. О нём автор пишет весьма сдержанно, как бы опасаясь впасть в славословие, которого «Антон» не любил. Но искреннее ребячье восхищение своим наставником чувствуется на протяжении всего повествования.

Настоящим «главным героем» записок является созданный Антоном Семёновичем Макаренко коллектив, представляющий из себя удивительное по своей красоте содружество воспитанников, педагогов и других сотрудников коммуны. Тот самый коллектив, вокруг которого до сих пор кипят страсти сторонников и противников макаренковской системы воспитания.

В этом и состоит, по-моему, главная заслуга Леонида Конисевича: через его пристальный, подмечающий все «мелочи» взгляд мы отчётливо видим, слышим, как коллектив, состоящий из многих детей и взрослых, просыпается, начинает день, питается, учится, трудится, отдыхает, общается, решает большие и малые вопросы своей жизни.

И мы убеждаемся, что макаренковский коллектив - это прекрасная среда для всестороннего развития каждого живущего в ней ребёнка. Мы видим, какой заботой и вниманием окружён здесь каждый член коллектива. И одновременно видим другое: здесь не терпят лени, эгоизма, расхлябанности; здесь каждый имеет не только большие права, но знает и свои обязанности, заботится не только о себе, но и о своих товарищах, о добром имени и благополучии всего коллектива. На конкретных фактах и живых эпизодах жизни коммунаров мы видим удивительно красивый, человечный стиль отношений между всеми членами большого содружества взрослых и детей.

Узнав всё это из уст очевидца, читатель записок Конисевича сможет легче понять и сущность всей воспитательной системы Макаренко и своеобразие конкретных форм и методов воспитания, которые там использовались. Понятнее станет и личность самого создателя этой системы — Макаренко, его нелёгкий педагогический «хлеб» и высокое педагогическое счастье.

Однако после прочтения этой книги у многих может ещё острее встать вопрос: в чём же причина бесконечных нападок на Макаренко и в прошлом и сегодня?! Почему вокруг его имени и его воспитательной системы кипят такие страсти?

Споры вокруг имени Макаренко начались давно. Возникли они, можно сказать, с самого начала, когда заведующий колонией малолетних правонарушителей Антон Макаренко сумел из самого «неподходящего» материала создать вполне нормальный детский коллектив колонистов-горьковцев. Уже тогда разного рода «проверяющие» иногда сомневались в подлинности того, что видели своими же глазами. Уж слишком хорошо получалось у этого Макаренко. Не верилось, что так может быть не на показ, а ежедневно (Об этом Макаренко хорошо рассказал нам ещё в «Педагогической поэме»).

С тех далёких лет и до дней сегодняшних споры вокруг имени Макаренко не иссякли. Особенно они усилились в последние годы. Наиболее рьяные «ниспровергатели» Макаренко (в первую очередь известный педагог-публицист Юрий Азаров) дошли до того, что приписывают его системе самые чудовищные качества, обвиняя выдающегося педагога-гуманиста в... жестокости, диктаторстве и т.п.

В чём же дело? Откуда эти два противоположных подхода в оценке одной и той же реально существовавшей практики воспитания?

Я думаю, что здесь есть объективная основа для споров, есть причина, порождающая их. И состоит эта причина в том глобальном противоречии, которое сама жизнь, история нашего общества заложила в судьбу этого человека, в то великое дело, которое он совершил.

Противоречие это, на мой взгляд, вот в чём. С одной стороны, вся новаторная деятельность Макаренко (особенно её расцвет), происходила в то время, которое сегодня принято называть эпохой диктатуры большевиков, временем утверждения и расцвета тоталитаризма в нашей стране. Ясно, что это не могло не сказаться на судьбе Макаренко и деле, которым он занимался. Всякий, кто знаком с подлинной биографией Макаренко, знает, в каких жёстких тисках держала система этого человека, как он страдал в её удушающих объятиях. Достаточно напомнить о бесконечных обвинениях его системы воспитания во всех смертных грехах, о замалчивании и непризнании его как выдающегося педагога. Система мяла и давила этого человека, как инородное тело, и свела-таки его в могилу в расцвете творческих сил.

Но это - одна сторона дела. А другая состоит в том, что Макаренко, вопреки внешнему авторитарному давлению, был поистине великим гуманистом своей эпохи. Сложившись как личность и как педагог ещё до октябрьского переворота 1917 года, Макаренко вобрал в себя все лучшие качества народного учителя-подвижника. И именно с этим багажом он пришёл в колонию малолетних преступников осенью 1920 года и начал поиск путей соединения высокой поэзии гуманистической педагогики с суровой прозой нищеты, отсталости, бескультурья.

В самом этом факте нет ничего необычного для того времени. Многие начинали с того же. Уникальность Макаренко в том, что он в невероятно сложных условиях (и материальных, и особенно духовных) не сломался, не отказался от своих возвышенных гуманистических идей, не стал «адаптировать» их к суровой окружающей среде, а нашёл-таки свой путь к решению поставленной задачи.

Он добился того, что его воспитанники обрели подлинное чувство человеческого достоинства, жили в обстановке добротного материального достатка, в атмосфере подлинной демократии, когда свобода каждой отдельной личности ограничивается только необходимостью уважать свободу других людей. Его воспитанники были поставлены им в такую ситуацию, что они вполне реально и правомерно чувствовали себя не заложниками условий своего существования, а их творцами, хозяевами своей собственной жизни. Они активно созидали эти условия (вспомним их труд, обеспечивавший самоокупаемость учреждения) и творили самих себя в качестве свободных и счастливых людей.

И всё это происходило в обстановке, когда, напомним, демократические начала в жизни страны были до предела урезаны, а позиция личности была сведена к роли «винтика» в управляемой сверху машине государственного маховика. Сталинская диктатура, грубо задрапированная в демократическую фразеологию, полностью правила бал в стране.

Как удавалось Макаренко в этой обстановке сохранять и развивать гуманистические и демократические основы своей воспитательной системы? Как он сумел оградить свой коллектив от нажима авторитаризма извне и сохранить в нём в незыблемости подлинный демократизм? Чего стоило всё это ему лично? Это — предмет особого разговора, выходящего за рамки вступительной статьи. Это — история личной драмы Макаренко.

Здесь же важно отметить сам факт: да, это было так! Да, коллектив Макаренко вопреки внешним условиям, направленным на подавление внутренней свободы личности, сохранил, уберёг свою автономию, свой свободный и гуманистический образ жизни, который и был стержнем воспитательной системы Макаренко.

Итак, вот оно глобальное противоречие, которое никак не умещается в головах сегодняшних критиков Макаренко: с одной стороны авторитарная, диктаторская сущность общественного устройства, в рамках которого жил и творил Макаренко, а с другой — ярко выраженный демократизм и гуманизм макаренковской системы воспитания, материализованный в жизни возглавлявшегося им коллектива.

«Такого не может быть!» - утверждают критики. Они исходят из того, что внешняя среда всегда подчиняет себе всё, что находится внутри неё, уподобляет себе. Отсюда и вывод: раз в обществе господствовал сталинизм (авторитаризм, диктатура), а в системе воспитания погоду делала «сталинская педагогика», то и система Макаренко является отражением этих процессов, может быть, только слегка закамуфлированных как и сам сталинизм, в демократическую и гуманистическую фразеологию...

Вроде бы логично... Но факты - упрямая вещь! И они говорят, как видим, о другом: был, реально существовал макаренковский коллектив, построенный на основах подлинного гуманизма и настоящей, неурезанной демократии! Книжка, которую Вы, дорогой читатель, держите в руках, — ещё одно убедительное тому подтверждение.

Чего же не учитывают «неверующие»? В чём состоит их глубокое заблуждение?

Оно в том, что подчинение человека внешней среде не абсолютно, а относительно. В том, что любая, самая страшная диктатура не может подавить и задушить всех без исключения. Опыт истории говорит о том, что в условиях диктатуры всегда сохраняются какие-то зёрна, островки гуманизма и демократии, из которых потом прорастают новые всходы нормальной человеческой жизни.

Антон Семёнович и был одним из таких зёрен, а его коллектив — одним из островков в житейском море тогдашнего авторитарного режима.

Хорошо сказал об этом автор записок: «Коммуна Дзержинского шагала впереди своего времени».

Больше того, если сопоставить то, что происходит в отечественной практике воспитания сегодня (начало 90-х годов), и опыт А.С. Макаренко, то нетрудно заметить, что почти всё, что сегодня считается целью перестройки школы (её гуманизация и демократизация, соединение обучения с современным производством, воспитание в активной и разносторонней деятельности, усиление эстетического начала в воспитании и т.д.) — всё это в практике Макаренко уже было, причём на таком высоком уровне, который и сегодня ещё трудно досягаем. Вспомним хотя бы только уровень организации труда воспитанников или их летних походов по стране.

Как же могло произойти такое опережение времени? Что помогло этому?

Ответ один: это произошло главным образом благодаря тем людям, которые восприняли демократические и гуманистические лозунги большевиков не как пустую фразеологию, а как руководство к действию. Такие люди были на разных этажах общественной иерархии снизу доверху. Немало их было и вокруг Макаренко, в том числе и среди чекистов, основавших коммуну им. Дзержинского. Без них Макаренко действительно не смог бы состояться.

Но главным звеном, объясняющим возможность рождения и реального существования прославленного макаренковского коллектива был, разумеется, сам Макаренко. Именно он спроектировал и создал, опираясь на единомышленников-педагогов и самих воспитанников, такой коллектив, который и по сию пору служит образцом для создания будущих воспитательных коллективов в обществе демократии и гуманизма. Именно Макаренко сумел оградить своё детище от натиска внешних сил авторитаризма, поставив на защиту коллектива свой ум, талант, мастерство, свой характер, свою волю. Он принимал все удары извне на себя, оберегая своих воспитанников от этих ударов. Авторитарная система била его сверху, связывая по рукам и ногам, а он отказывался делать то же самое по отношению к своим воспитанникам. В этом величие его духа и в этом корень его личной человеческой драмы.

В чём состоял главный профессиональный секрет Макаренко, который позволял ему, вопреки всем внешним препятствиям, добиваться невиданных успехов в воспитании всесторонне развитых и духовно свободных граждан, какими становились его воспитанники? Великий педагог исходил из того, что воспитывает ребёнка не столько сама по себе внешняя среда и разговоры о жизни, пусть самые правильные и убедительные, сколько микросреда и сама реальная жизнь ребёнка, его личная позиция в этой жизни.

Именно на организацию жизни, достойной свободного, уважающего себя человека и были направлены все усилия Макаренко. И он достиг своей цели. Такая жизнь стала фактом биографии многих сотен его воспитанников, фактом истории педагогики.

Известно ли было об этих выдающихся воспитательных результатах современникам Макаренко?

Увы, лишь тем, кому посчастливилось быть свидетелями этой эпопеи — соратникам Макаренко, самим его воспитанникам да ещё отчасти гостям коммуны (только за первые пять лет существования коммуны её посетило 214 делегаций, по большей части зарубежных), которые нередко признавались в том, что видят своими глазами «чудо», в которое трудно поверить.

Миллионы людей не могли знать об этом «чуде» Макаренко, пока он сам не описал его в своих книгах. А когда описал - мнения разделились. Одни поверили и восторгались. Другие заняли противоположную позицию. И так продолжается по сей день.

И сегодня специалисты-макаренковеды, а также оставшиеся в живых воспитанники А.С. Макаренко (Иван Демьянович Токарев, Иван Игнатьевич Яценко, Игорь Иванович Панов, Василий Андреевич Руденко, Иван Антонович Ветров и другие) в один голос говорят о великом подвиге Макаренко и удивительном совершенстве его воспитательной системы. Эту позицию в полной мере разделяют и подтверждают её своим делом, реальным педагогическим опытом многие педагоги-новаторы (А.А. Католиков, А.А. Захаренко, Г.М. Кубраков, А.С. Гуревич, В.М. Макарченков и другие). Авторитет А.С. Макаренко продолжает расти в среде мировой педагогической общественности. Подтверждением этому является факт создания в 1991 году Международной макаренковской ассоциации.

Но есть и другое. Как среди теоретиков педагогики, так и среди педагогов-практиков немало тех, кто по-прежнему считает, что заслуги Макаренко в развитии педагогики явно преувеличены, что его система воспитания была хороша лишь для своего времени и т.д. Больше того, в последние годы появились, как уже было отмечено выше, новые «обвинения» в адрес Макаренко. Суть их в том, что система Макаренко, якобы, вобрала в себя диктаторскую сущность сталинизма, была его отражением в педагогике.

Фактом является то, что многие непосвящённые в тонкости дела педагоги верят в распространяемые «оппонентами» Макаренко обвинения его в «сталинизме», диктаторстве и т.п. И, конечно, всем педагогам хочется из самых авторитетных источников знать ответ на вопрос: какой же в действительности была жизнь макаренковского коллектива?

Книга Леонида Конисевича даёт вполне убедительный ответ на этот конкретный вопрос.

Разумеется, печать сурового времени не могла не сказаться на жизни воспитанников Макаренко. Сохранив в своём коллективе подлинный гуманизм и демократизм человеческих отношений (это - главное!), Макаренко не мог избежать определённого влияния внешней среды на те или иные стороны жизни своего учреждения. Читатель этой книги, разумеется, не пройдёт мимо этих деталей, характеризующих внешний фон, на котором развивались описываемые события: здравицы в честь партии большевиков и их вождей, отголоски острой классовой борьбы тех лет и т.п. Издатели этой книги умышленно не «причёсывали» текст, чтобы не создавалось ложного впечатления какой-то идеальной жизни, изолированной от суровой действительности тех лет. Как говорится, из песни слова не выкинешь.

Читателю надо учесть и другое. Книга эта была написана в 1974—1977 годах, т.е. задолго до нынешней поры демократизации и гласности, когда мы узнали о своей истории многое из того, чего не знал ни Макаренко, ни автор этой книги.

И хотя книга выпускается именно сегодня, когда можно и нужно посмотреть на события прошлых лет с новых позиций, автор книги Леонид Вацлавович Конисевич не считает нужным «переписывать» старые страницы своих воспоминаний, полагаясь на здравый смысл и понимание современного читателя.

Кому-то из читателей, привыкших к тому, что вся наша «советская» история изображается сегодня порой только чёрными красками, может показаться, что Леонид Конисевич рисует жизнь тех лет слишком уж жизнерадостной, в розовых тонах.

Думаю, что нет оснований сомневаться в искренности автора. Просто надо помнить, что жизнь всегда многолика. Записки Конисевича ещё раз подтверждают это. Они убеждают нас в том, что и в те суровые годы в жизни были не только мрак, горе и несправедливость, но был и свет, были радость и счастье, особенно там, где непосредственными организаторами жизни людей оказывались такие талантливые и честные люди, каким был Антон Семёнович Макаренко и его ближайшее окружение.

Пусть желающие сколько угодно спорят и впредь о достоинствах и недостатках макаренковской системы воспитания «вообще». Но не стоит забывать, что главным показателем результативности любой воспитательной системы являются конечные результаты воспитания, а в особенности — её отдалённые результаты. Конечные результаты хорошо показаны в записках Конисевича (уровень воспитанности коммунаров-выпускников), а что касается отдалённых результатов, то лучшим их показателем являются судьбы воспитанников Макаренко после их выхода в самостоятельную жизнь. Автор книги не даёт своего «эпилога» к запискам. Эту задачу, мне думается, вполне удачно выполнил известный литератор-макаренковед Лев Алексеевич Чубаров в своём очерке «Леонид Конисевич и его друзья: пути и судьбы», который прилагается к этой книге. Отчасти эту же задачу решает и П.И. Барбаров в своём интервью, которое также предлагается читателям этой книги.

Хорошим дополнением к запискам Конисевича могла бы послужить книга воспоминаний других воспитанников А.С. Макаренко. Они не так профессионально написаны и не столь велики (в отдельности) по объёму, но, собранные вместе, могли бы хорошо дорисовать картину жизни макаренковского коллектива и показать более масштабно результаты трудов Антона Макаренко. Эта книга ещё ждёт своего издателя.

По материалам воспоминаний Л. Конисевича и его друзей мог бы, мне думается, получиться и удивительно хороший кинофильм.

Всё это - дело будущего. Хотелось бы, чтобы не очень далёкого.

Как создавалась эта книга? Этот вопрос я задал Леониду Вацлавовичу, приступая к непосредственной подготовке рукописи к печати. Вот что ответил он мне в своём письме:

«С момента выпуска из коммуны в 1934 году меня не оставляла мысль отблагодарить Антона Семёновича за то, что он, не щадя себя, отдал всю свою жизнь, чтобы спасти тысячи ребят и дать им второе рождение: от беспризорности до высокого звания Личности, Человека. Ещё в коммуне, в литературном кружке, наблюдая жизнь коллектива, делал наброски, пометки, особенно касающиеся личности нашего Учителя. Эти записки утеряны во время войны в Одессе, как и вся квартира, разгромленная румынами. В это время я был на Камчатке. Там же, по просьбе Галины Стахиевны (вдовы А.С. Макаренко - В.О.), я и начал писать свою повесть. Высылал ей частями свою рукопись; в ответ она писала положительные отзывы. После 15 лет камчатского периода (вместо 3-х, намеченных мной) в 1954 году я навестил Галину Стахиевну. Она жила на даче в Костино. Застал её больную, в постели. В разговоре о судьбе моего труда она проговорила: «Лёнюшка! Антон Семёнович — великий человек и как ты можешь так свободно писать о нём, передавать его выступления, диалоги с коммунарами?.. И вообще всё это подвластно большому мастеру пера. Нужно с большой осторожностью относиться к каждому его слову».

Тогда я был ошеломлён и подумал, что, возможно, она права. Но был уверен, что всё хорошо помню и написал правильно, горячим сыновьим сердцем. Рукопись осталась у неё, затем затерялась в архивах... Всё же на долгие годы она меня охладила, посеяла сомнения.

И только в 1974 году я возвратился к своему труду и стал писать заново. Стимулом послужила встреча в Киеве с Игорем Петровичем Ивановым — преподавателем Ленинградского пед. института им. Герцена. Он знакомился с коммунарами и последним из них был я. Его очень заинтересовал рассказ о коммуне, и он сказал взволнованным голосом: «Грех вам будет не написать книгу. Пишите и порциями высылайте мне. Будем печатать, издадим». Писал и высылал. «Порции» очень понравились. На машинке печатала неизвестная мне «старушка». Игорь Петрович присылал письма с восторженными отзывами. Потом, к сожалению, он тяжело заболел...

Мои попытки обращаться в издательства не увенчались успехом, хотя в этом «хождении по мукам» мне в меру сил пытался помогать В.В. Кумарин».

Далее в письме идёт описание этих «хождений», читать которые просто больно. Пропустив это, цитирую дальше: «Только издательство «Пограничник» выпустило книжицу «Большая семья». Всё не могли издать. Лишь писатель Сорин выбрал кусочки из разных глав, соединил «мостиками», ничего не меняя в тексте. Эта книжица на 94 страницах вызвала массу отзывов. Печаталась для пограничных округов страны, немного досталось Москве, Ленинграду и Киеву, где попала в магазины и была немедленно раскуплена.

Я потерял всякую надежду на издание всей книги». Далее Леонид Вацлавович с большой теплотой пишет о Светлане Сергеевне Невской — сотруднице Академии пед. наук, которая, узнав о рукописи Конисевича, предприняла немало усилий для её издания... Но и ей это не удалось.

«И, наконец, пришла мне мысль послать часть повести П.И. Барбарову (в Челябинск - В.О.), глубоко уважаемому мной человеку и герою книги»...

А дальше было так. Пётр Иосифович вручил эту рукопись мне. Я прочитал и понял, что издание этой книги — дело чести челябинцев, среди которых имя и дело Антона Макаренко имеют множество горячих сторонников.

Продвижению книги в печать содействовал коллектив школы № 96 г. Челябинска (директор Юрий Викторович Пинеккер), выделивший средства на перепечатку рукописи. Активное участие в поиске возможностей издания книги принял челябинский педагог-новатор Александр Самойлович Гуревич. Неоценимую роль в решении множества организационных вопросов, связанных с изданием книги, сыграли редактор Челябинского института повышения квалификации работников образования Людмила Павловна Митюрева и проректор этого института Виктор Абрамович Мошевич, усилиями которых записки Леонида Конисевича наконец-то увидели свет. Сердечное им всем спасибо!

Декабрь 1992 г.

В. ОПАЛИХИН,

кандидат педагогически наук,

член Правления Международной

макаренковской ассоциации.

Переход к первой части книги

К оглавлению

К списку ссылок

На главную страницу