Центр внешкольной работы им. А.С. Макаренко

 

 

Р.В. Соколов, Н.В. Соколова

 

Православная

педагогическая культура

А.С. Макаренко:

 

судьба подвижника  и его

педагогического опыта

 

 

 

 

 

 

 

 

Москва

2009

 

 

 

 

Это авторский текст книги, напечатанной в 2009 г. дважды в двух разных редакциях:

С-594

 

Соколов Р.В., Соколова Н.В. А.С.Макаренко: православные корни. Судьба педагога и его педагогического опыта. – М.: Центр внешкольной работы им. А.С.Макаренко. НИИ школьных технологий, 2009. 68с.М.: Центр внешкольной работы им. А.С. Макаренко, М.: НИИ школьных технологий, 2009. 56 с.

 

Соколов Р.В., Соколова Н.В. Корни православной педагогической культуры А.С.Макаренко. Судьба подвижника и его педагогического опыта // Православная гимназия. Научно-популярный журнал. – Свято-Алексиевская пустынь, 2009, с. 150-189.

(Был подготовлен к открытию первого Православного педагогического музея А.С.Макаренко в Свято-Алексиевской пустыни (для второго исправленного и дополненного издания работы, изданной к 70-летию со дня кончины А.С. Макаренко)

 

ДАННЫЙ ТЕКСТ ЗНАЧИТЕЛЬНО БОЛЕЕ ПОЛНЫЙ – ПОДГОТАВЛИВАЕМЫЙ АВТОРАМИ  К НОВОМУ ПЕРЕИЗДАНИЮ

В НЁМ: Текст книги (дополненный) 106 страниц; библиография; приложения (первые отзывы на книгу). Полностью -115 стр.

Корректор первого издания Е.А. Ефимова

 

Об авторах:

Соколов Ричард Валентинович, кандидат социологических наук, старший научный сотрудник Российского института культурологии, экскурсовод Педагогического музея А.С. Макаренко Центра внешкольной работы имени А.С. Макаренко (г. Москва)

Соколова Наталья Валентиновна, Зам. директора ГОУ СОШ № 242, в прошлом — хранитель фондов московского музея А.С. Макаренко, член Макаренковской ассоциации (г. Москва)

«…по плодам их узнаете их…» (Мф. 76, 20)

 

 

 

 

 

 

Оглавление

Предисловие авторов

Как относится православная церковь к наследию А.С. Макаренко?

Почему «феномен Макаренко» продолжает оставаться своего рода «полем битвы»?

1. ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ А.С.МАКАРЕНКО

Мучительное рождение, мучительное детство

Семья была патриархальная

Горькое отрочество

Искушения юности

Вопрос о выборе будущей профессии для Антона был трудным

Искушение любовью к церковному пению

Искушение педагогическим экспериментом

Искушение первой любовью

Искушение театром

Добровольная ссылка

Работа в станице Долинская

О том, как Антон учился «сдвигать горы»

Учёба в Полтавском учительском институте

Искушение казармой

Золотая медаль

Во главе большой школы

2. АНТОН ВЫБИРАЕТ ПУТЬ ПОДВИЖНИКА

Размышления о мотивах выбора Антоном нового пути

Жуткое начало новой колонии

Первый «взрыв»

Победа над тифом и не только…

Целительная сила труда

Борьба с самогоном и бандитами

О военных играх и театре в колонии

О всеобщем любимце Козыре и Силантии

О «болтающей интеллигенщине»

Об общинножитии

Имение - нищим

Наступление на Куряжскую колонию

Скиф в царстве Ростика

Случай с посещениями колонистами храма

Эпизод с разбитыми стёклами

Советский ли Макаренко?

Легко ли раскрывать свою душу?

Почти чудесное продолжение в коммуне

Производственные чудеса в коммуне

Немного о коммунарской морали

Степанченко опять встречает Антона

Писал и писал, жертвуя здоровьем

Рискованные откровения

И тут же макаренкоеды…

С тревогой о своём здоровье

«Кто сказал, что я стар?»

Скиф о смерти Ростика услышал по радио

Последние проводы А.С.Макаренко

3. ЖИЗНЬ АНТОНИЯ МАКАРЕНКО ПОСЛЕ ЖИЗНИ

Несколько хороших слов о слове «община»

Ещё и ещё о своевременности А.С.Макаренко

Неожиданный подарок музею А.С. Макаренко

Последействие нашей статьи

И «Народное радио» вспоминает об А.С.Макаренко

Больно вспоминать, и об этом надо сказать…

Можно ли называть музей А.С.Макаренко православным?

О крамольности дела Макаренко для его времени

 

Список цитированной и использованной литературы, других источников

Приложение. Об отношении к А.С. Макаренко зарубежных христиан

Сообщение от Московского педагогического музея А.С. Макаренко

Первые отзывы на статью Р.В. и Н.В.Соколовых

Несколько мыслей о книге Р.В. и Н.В. Соколовых  А.С.Макаренко: православные корни

 

 

 

 

 

 

 

Предисловие авторов

 

 

 

Прежде всего, просим обратить внимание на следующие обстоятельства.

Этот текст первоначально родился как тезисы выступления на конференции, которая планировалась на осень 2007 г. в Ярославской области (в православной гимназии (НОО) Свято-Алексиевской пустыни).

Текст был озвучен на конференции. После чего настоятель пустыни (тогда ещё протоиерей о. Алексий Василенко, а ныне иеромонах Пётр) предложил нам на той же конференции сделать специальный доклад по теме тезисов. Доклад был сделан Р.В. Соколовым. И сразу же по окончании доклада о. Алексий попросил написать статью.

Нас особенно вдохновили слова о. Алексия в первый день конференции: «Для того чтобы дети могли стать православными и подняться интеллектуально до минимума, который от них требуется, их надо как-то вытаскивать… Первое — это труд в большом количестве. Причём, труд не только в школьных мастерских, а именно труд, не уроки труда, а труд как таковой, труд — работа… Я трудовую школу, которая при нашей школе, очень ценю.

И здесь в полной мере, надо сказать, действует забытый, недооценённый, по-моему, особенно православной школой, недооценённый опыт Макаренко. Драгоценный очень, совершенно бесценный опыт» (Здесь и далее выделено нами – прим. авт.)

Таким образом, текст был написан (в его первой редакции около 30 страниц) как некое послушание, как некое Слово о Макаренко, обращённое к людям православным.

А вовсе не к атеистам, как полагает кто-то из читателей. И уж тем более, мы не ставили задачи доказывать, что А.С. Макаренко всю жизнь был истинно верующим православным христианином. Так это или не так, может быть ведомо только Богу. Полагаем, что и сам Макаренко о том не мог знать точно, даже, если бы он задумывался об этом.

Мы хотели подтвердить (тем, что сами знали о Макаренко) мысль о. Алексия о недооценённости опыта Макаренко. Хотели показать людям православным его православные семейные корни, их влияние на становлении личности Макаренко, их проявление в его педагогическом опыте. Хотели показать людям православным, что Макаренко совсем «не так страшен, как его малюют». То есть, что он далеко не такой, каким его представляли советские, в том числе атеистические, идеологи.

Показать православные истоки феномена А.С. Макаренко, проследить и заново переосмыслить жизненный путь педагога (становления его как личности, как педагога) мы пытаемся в этой статье. Мы использовали тексты: самого Макаренко, в том числе обнародованные впервые лишь недавно (в 2003г.); воспоминания брата Макаренко Виталия Семёновича; тексты из статей внучатых племянников Антона Семёновича Макаренко (А.С. Васильева и, что немаловажно — победителя православного театрального фестиваля «Золотой витязь» 2009г. и народной артистки РФ Е.С.Васильевой); кандидата исторических наук А.В. Ермакова; доктора психологических наук, члена-корреспондента РАО В.И. Слободчикова — кавалера Ордена Святого Сергия Радонежского; целого ряда других источников (указанных в конце статьи), помогающих увидеть читателю «феномен Макаренко» в ином свете.

В день 120 летия А.С. Макаренко сокращённый вариант статьи с нашего разрешения был помещён на сайте «Православие и мир», а затем — на разных других сайтах.

Напечатан первоначальный текст был впервые в Украине к выступлению Р.В. Соколова на Международной макаренковской конференции в Полтавском педагогическом институте им. В.Г. Короленко.

Интерес к статье и нашим выступлениям по её теме, первые отзывы читателей побудили нас продолжать работу по её дополнению новыми сведениями и комментариями.

Статья быстро увеличивалась в размере и была издана отдельной брошюрой журналом «Народное образование» под названием «А.С.Макаренко: педагогические корни. Судьба педагога и его опыта» в марте 2009 г. Издание благотворительное (за что авторы выражают признательность главному редактору журнала А.М.Кушниру) и было специально приурочено к 7-му Международному конкурсу образовательных учреждений по организации производительного труда и Международным Макаренковским чтениям, которые проходили в Челябинске в апреле 2009г.

В апреле состоялась презентации брошюры в Московском департаменте образования на заседании общественного Совета по духовно-нравственному воспитанию, после которой Совет обратился в «Народное образование» с просьбой осуществить дополнительно допечатку тиража.

С учётом полученных отзывов (в том числе и в Свято-Алексиевской пустыни, где мы готовим к открытию православный педагогический музей А.С.Макаренко) работа над текстом интенсивно продолжалась в течение месяца. Особенное внимание было уделено воспоминаниям брата А.С.Макаренко В.С.Виталия, из которых мы включили целый ряд очень важных биографических сведений об А.С.Макаренко.

 

Поскольку мы пишем об А.С.Макаренко прежде всего для людей православных, то считаем, что прежде всего следует ответить на естественный с их стороны вопрос.

 

 

 

Как относится православная церковь к наследию А.С. Макаренко?

На этот вопрос, заданный профессору Московской духовной академии Алексею Ильичу Осипову на традиционной встрече с участниками Рождественских чтений в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре в 2007 г., Алексей Ильич ответил так:

«Неужели вы думаете, что по анализу работы Макаренко нужно созывать Собор? Вы знаете, что такое церковь? Это Собор нужно собирать: «Церковь определила…». Даже Синод не сможет этим заниматься. Неужели вы думаете, что Синод сможет взять и прочитать всего Макаренко, изучить всю его деятельность и, наконец, дать свой анализ? Ну, зачем?

Это известный педагог, который действительно внушает очень большое доверие. Его опыт, его педагогический талант, я бы сказал, просто блестящий. Тут ничего не скажешь.

Надо у него брать всё хорошее, что у него есть. В чём же дело? Вот так.

Я, например, с уважением к нему отношусь. Вон, какие эксперименты!» И Алексей Ильич рассказал присутствующим об известном эпизоде из «Педагогической поэмы», когда Макаренко доверил Семёну Карабанову получить и привезти в колонию большую сумму денег. «Потрясающе сильный воспитательный шаг!…Он видел, что этот шаг рискованный, но, в данном случае, верный» [22].

Заметим, что, в сущности, оценка о. Алексия Василенко, приведённая нами выше, совпадает с оценкой А.И. Осипова.

Ещё раньше нас порадовало, что в учебном пособии Л.Н. Беленчук «История отечественной педагогики», изданном ещё в 2005 г. Православным Свято-Тихоновским гуманитарным университетом, полторы страницы посвящено А.С. Макаренко.

По мнению автора учебника для православных студентов, «необычайная популярность самой личности и книг» которого объясняется «как их содержанием, увлекательной формой изложения, так и попыткой возвращения к национальным истокам воспитания — его общинности, физическому труду, практике личных, близких контактов учащихся с педагогом», появилась «концепция воспитания, во многом основанная на знакомых моральных ценностях» [11; 164].

Заметим, что и до этого и позже мы сами не раз слышали положительные высказывания о личности и наследии А.С. Макаренко. От епископа Полоцкого и Глубокского Феодосия (на Глинских чтениях в 2003 г. в Московской духовной академии) [5; 52] и епископа Петропавловского и Камчатского Игнатия в Москве на вечере из цикла «Возвращение на Родину» 7 июня 2007 г.

Ещё больше обрадовало, когда Митрополит Калужский и Боровский Климент в Кремле в докладе на открытии Международных Рождественских образовательных чтений 30 января 2006 года сказал: «Педагогические взгляды Ушинского, Макаренко, Сухомлинского — это звенья одной цепи российской педагогики, которые ставили во главу угла воспитание самоотверженного и ответственного гражданина, патриота, готового на подвиг ради ближних, ради блага Отечества.

Иначе наш народ не имел бы внутренних сил после десятилетий атеистической пропаганды и богоборчества властей обратиться к вере отцов» [4].

Очень хорошо сказано: «звенья одной цепи». И в цепи тех, кто помог вновь «обратиться к вере отцов» А.С. Макаренко. Трудно найти большую заслугу А.С. Макаренко, нежели та, о которой сказал в Кремле Митрополит Климент. Думается, что приведённых высказываний иерархов церкви об А.С. Макаренко достаточно, чтобы считать эти высказывания их благословением изучения читателем личности, судьбы и опыта А.С. Макаренко.

В первом варианте статьи далее мы поместили справку об отношении к А.С. Макаренко зарубежных христиан. Но теперь мы убрали её в «Приложение». Здесь же лишь скажем, что с середины XX века в Западной Европе появилось много публикаций об А.С. Макаренко, в которых видна устойчивая тенденция роста интереса не только к педагогическому опыту А.С. Макаренко, но и к его личности, его мировоззрению.

И здесь же мы хотим сообщить, что нам довелось услышать очень положительные отзывы о Макаренко представителей других церковных конфессий: заместителя председателя Духовного управления мусульман Европейской части России Г.Х. Гизатуллина и пресвитера церкви евангельских христиан баптистов «на Лосинке», координатора тюремного служения в России С.Н. Даниленко.

Они официально принимали участие в «круглом столе», проводившемся 28 сентября 2006 г. в НИИ Федеральной Службы Исполнения Наказаний (ФСИН) России по случаю презентации книги Е.Г. Багреевой и Е.Д. Данилина «Возвращение к А.С. Макаренко», рекомендованной к изданию Редакционно-издательским советом НИИ ФСИН России и изданной в 2006 г.

Заметим, что, на наш взгляд, пресвитер христиан-баптистов обнаружил завидное знание произведений Макаренко.

Мы сейчас сообщаем о выступлениях представителей других конфессий, поскольку среди наших читателей могут оказаться верующие разных исповеданий и им тоже интересно знать об отношении к Макаренко в их конфессиях.

Здесь хочется привести суждение заместителя главного редактора православного журнала «Наследник», кандидата исторических наук Артемия Ермакова, который на страницах «Учительской газеты» в статье «Человек со знаменем» писал: «…на наш взгляд деятельность Макаренко далеко не «прошлое…» [13]. Многие известные нам факты подтверждают правильность такого суждения.

И всё же, почему до сих пор (со времени ухода А.С. Макаренко прошло 70 лет) наши отечественные педагоги и, в том числе, педагоги православных школ, не могут по достоинству оценить и применить его наследие?

Тем более что педагоги каждого десятилетия находили в наследии А.С. Макаренко что-то своё.

Например, в 1960‑х гг. опыт А.С. Макаренко вдохновил на создание многочисленных разновозрастных отрядов. В 1970‑х гг. идеями А.С. Макаренко вдохновлялись энтузиасты десятков и сотен студенческих макаренковских педагогических отрядов, работавших с «уличной молодёжью» (детьми и подростками, зачастую безнадзорными) «по месту жительства».

В начале нового века возрождаются школы-хозяйства. В апреле 2009 г. состоится уже VII Международный конкурс имени А.С. Макаренко (среди общеобразовательных и специализированных учебных заведений открытого и закрытого типа, где учащиеся занимаются различным производительным трудом).

Более полувека практически ежегодно проводятся научно-практические макаренковские конференции в разных городах России и Украины. Уже несколько лет существует Международная Макаренковская ассоциация.

Есть и Российское её отделение, президентом которой является человек, по нашему мнению глубоко православный — кавалер ордена преподобного Сергия Радонежского, доктор психологических наук, член-корреспондент РАО В.И. Слободчиков.

Межу прочим, он же в прошлом — воспитанник детского дома, которым руководил С.А. Калабалин — известный читателям «Педагогической поэмы» как Семён Карабанов.

Полагаем, что и для современной православной школы может быть интересен не только опыт самого А.С. Макаренко, но и опыт последователей А.С. Макаренко 1960 х, 1970 х и последующих годов.

 

 

 

Почему «феномен Макаренко» продолжает оставаться своего рода «полем битвы»?

Думается, что, во-первых, по той причине, что сам А.С. Макаренко и своим опытом, и своими литературными произведениями объявил войну «болтающей интеллигентщине» (прежде всего педагогической и, особенно, научно-педагогической) 1920–1930‑х годов, названной им «Олимпом», которая своим диктатом не давала ни ему, ни другим ему подобным самоотверженным «подвижникам соцвоса» заниматься воспитанием детей с позиций элементарного здравого смысла. Объявил войну всякого разгильдяйству, пьянству, пошлости.

Но, если А.С. Макаренко уже в советские времена был признан классиком и уже в середине прошлого века приобрёл всемирную известность и популярность, то почему о нём сейчас ведутся ожесточённые споры даже между преподавателями отечественных педагогических вузов, между учёными-педагогами? [16; 147–154]

У «олимпийцев» и сейчас множество последователей и среди теоретиков и среди практиков. Авторы книги «Возвращение к Макаренко» среди них первым называют Ю.П. Азарова, написавшего антимакаренковскую книгу «Не подняться тебе, старик». Заметим, что книга была издана на следующий год после того, как по решению ЮНЕСКО весь мир отметил 1988 год как год Макаренко. Вспомним, что 1988 год был одновременно и годом 1000‑летия крещения Руси и годом 100‑летия А.С. Макаренко. Отмечать 1000‑летие крещения Руси мир не стал, а вот отметить 100‑летие православного педагога А.С. Макаренко миру пришлось. И, надо сказать, 100‑летие Макаренко в мире было отмечено вполне достойно.

Говоря о Ю.П. Азарове, Е.Г. Багреева и Е.М. Данилин пишут: «сделай он этот «подарок» Антону Семёновичу до марта 1988 г., никто бы не понял. А спустя год после юбилея (книга вышла в 1989 г.), можно. Неужели конъюнктура того периода так изменила сознание писателя, шагнувшего за модой… представшего перед нами в роли обличителя» [29; 5].

Подчеркнём, что «подарок» Ю. Азарова был издан ещё при советской власти в издательстве «Молодая гвардия». У Ю. Азарова Макаренко «педагог-сталинист», «певец насилия», автор «набора примитивных догм», у Макаренко по Азарову «диктат во всём и везде».

«Почему вы, наконец, не реабилитируете его имя и его творчество?» — спрашивал у Е.М. Данилина «в университете криминологии Университета г. Осло криминолог с мировым именем Нильс Кристи» [там же]. Стало стыдно… Наш зарубежный коллега, увидев «оттуда», предлагает нам навести порядок в своём доме…» [29; 8].

Порядок в своём доме (по отношению к А.С. Макаренко) пытаются наводить и православные. Вот что писал в «Учительской газете» историк и публицист Артемий Ермаков: «В судьбе Макаренко вообще много странностей — оттого, что мало кто знает, что теоретик коммунистического воспитания так и умер «беспартийным большевиком». Может быть, потому, что вынужден был всю жизнь упоминать в анкетах своего младшего брата Виталия, белогвардейца и белоэмигранта. Или потому, что его жену Галину Салько, члена партии с 1917 года, «вычистили» из ВКП(б) в 1933‑м. А может быть, и потому, что сам он в юности гораздо больше симпатизировал эсеровским и меньшевистским программам.

Между прочим, вместе с ним во всех его колониях и коммунах также работали почти исключительно беспартийные. Впрочем, ни анкета, ни политические симпатии ничуть не мешали Макаренко работать в образовательных структурах, подчинённых ГПУ-НКВД. А потом, пережив все волны репрессий в этих органах, внезапно умереть в 1939 году… на вокзале от сердечного приступа» [13].

В.И. Слободчиков 14 февраля 2008 г. на открытии конференции в г. Егорьевске, посвящённой 120‑летию А.С. Макаренко сказал: «Дорогие братья и сёстры! Иногда приходится защищать не просто доброе имя, а великий подвиг и открытие педагогики Антона Семёновича от поганцев, которые в 1960–1970‑е годы паразитировали на имени Макаренко, делали себе должности, диссертации, а потом, когда вдруг объявили, что они уже могут не служить этим самым службам бывшего Советского Союза, тут же начали разоблачать Макаренко, что он такой-сякой, что он агент ГПУ…

Я иногда в РАО говорю, что я внук Макаренко… Его любимый сын — Семён Калабалин, а я не самый нелюбимый воспитанник Калабалина, значит — я внук Макаренко. Это правда… Величие педагогики Макаренко, как сказал Господь: «По делам их узнаете их»… [21].

Тему современной борьбы вокруг «феномена Макаренко» пока прервём.

Послушаем теперь прямого потомка А.С. Макаренко, его внучатого племянника (внука В.С. Макаренко — родного брата А.С. Макаренко). Его следует представить подробнее. Антон Сергеевич Васильев-Макаренко — преподаватель ВГИКа, поэт и театральный режиссёр, член Союза кинематографистов и Союза писателей России, член-корреспондент Петровской академии наук и искусств, лауреат главного приза «Золотой витязь» на православном театральном конкурсе.

А.С. Васильев-Макаренко обращается к вопросу о православных истоках опыта Макаренко. Он пишет: «Безусловно, и неоспоримо, и очевидно, что первый русский воспитатель в истории нашей страны есть Господь и Бог наш Иисус Христос, и первый наш педагог тоже, ибо немало мест в Евангелии посвящено собственно детям.

Неприятие или простое неосознание этого факта вносит изрядную путаницу во все разговоры вокруг воспитательной педагогики… Принимая, или не принимая слова Христа, все последующие российские воспитатели или педагоги, так или иначе, были связаны с ними пуповиной духовного родства, и семья Макаренко не являлась исключением из этого правила»… Уже не первый раз я говорю о том, что надо знать, как воспитывали самого Антона» [15]. Попробуем и мы рассказать об этом.

«Ублажи гимном того исполина, какой выходит только из русской земли, который вдруг пробуждается от позорного сна, становится вдруг другим… становится ратником добра. Покажи, как совершается это богатырское дело в истинно русской душе…»

Н.В.Гоголь      

           

 

 

1. ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ А.С.МАКАРЕНКО

Мучительное рождение, мучительное детство

Антон Семёнович родился 13 марта 1888 г. на Украине в г. Белополье.

Родной брат Антона Виталий в своих воспоминаниях (а мы, рассказывая о судьбе А.С.Макаренко до 1920 г., будем опираться, преимущественно, на свидетельства брата), писал: «Все биографы А.С. начинают историю нашей семьи с Белополья. Но прежде чем попасть в Б., отец несколько лет проработал в Крюкове, где уже существовали какие-то небольшие мастерские для починки вагонов. Здесь отец познакомился с мамой и женился в 1875 году» [12, с. 9].

Старшая сестра Антона и Виталия Александра «появилась на свет ещё в Крюкове. Следовательно, переезд семьи в Б. надо расположить приблизительно в 1881-1885 гг., где родились Антон в 1888г., Наталья в 1891 г. и я, последний, в 1895). [12, с. 9].   Белополье было в 12 километрах от границы с Украиной и мать Антона называла это захолустное место «дырой».

Крюково (в котором было 10000 жителей) было посадом города Кременчуг с 70-ю тысячами жителей. Там тогда были и театры, и электрический трамвай, и кино… А тут пришлось жить даже не в городе, а в посёлке в 3-х километрах от города. За продуктами приходилось ездить на телеге или на санях.

В небольшой квартирке у какого-то гражданина Мухи «и появился в 1888 г. несколько неожиданно, будущий педагог. А.С.М. «[12, с. 10]. « Он появился на свет Божий приблизительно на 3 недели раньше срока…Произошло это так. Накануне…была тёплая погода, была оттепель, но ночью ударил мороз и пошёл снег, образовалась гололедица. Рано утром 1 марта (по старому ст.) мама пошла за водой, поскользнулась и упала. К 10 ч. у мамы появились страшные боли, и к 12 ч. появился на свет А. …Мама рассказывала об этом: «Когда я увидела А., я заливалась слезами – такой он был весь маленький, весь чёрный и сморщенный, похожий не то на старика, не то на обезьянку. Отец меня утешал, но у него у самого на глазах были слёзы» [12, с. 10]. Интересно, что Антон «никогда об этом не узнал. Родители были правы: А. без этого был человеком болезненным и не следовало создавать у него ещё комплекса неполноценности» (Там же).

Его стремились окрестить как можно скорее («страха смертного ради»), ибо боялись, что вот-вот умрёт. Но выжил и наречён был Антонием, которому суждено было стать весьма и весьма известным и на Руси, и далеко за её пределами.

Первый месяц ежедневные растирания, тёплые ванны, согретые пелёнки. Обнаружилось, что Антон «болезненный, хрупкий, и главное, золотушный ребёнок. Даже гораздо позже, …когда мама вспоминала, сколько усилий, бессонных и утомительно длинных ночей пришлось пережить ей с болезнями А., она невольно плакала» [12, с. 11]. Тосика мучили «почти бесконечные страдания. Это были бесконечные ангины, флюсы на глазах, огромные,  с большую фасоль, ячмени, на шее карбункулы, уши болели и выделяли нечистую жидкость. В течение долгих лет он страдал неизлечимым хроническим насморком, и когда он был маленьким, он каждые 5 минут подходил к маме: «Мама, вытри носик»…

Если для нас жизнь раскрывалась как чудесное видение, полное всяких волшебных радостей, ощущения силы, здоровья… то для А. его младенческие и детские годы представляли почти непрерывную цепь физических страданий…

Не успел прорвать флюс, как на глазу  (иногда на двух сразу) выскакивал ячмень, проходил ячмень – начинался карбункул… и т.д. Я вижу А. всё время с перевязанной от флюса физиономией, с повязкой на щеке или на шее, с ушами заткнутыми ватой, сидящим над кастрюлей горячей воды, которую он ватой прикладывал к больным местам» [Там же].

Несколько лет (и в Крюково тоже) в доме «постоянно, в особенности зимой, стоял тяжёлый запах йодоформа, рыбьего жира, какой-то специальной «глазной» помады и пр. специй».

Много горя так же причинял хронический насморк. Следы его оставались и позже: нос у А. всегда был слегка распухший и красноватый, а в сырую и холодную погоду делался густо пунцовым, что тоже его печалило ужасно» [Там же, с. 12]. Забегая далеко-далеко вперёд, скажем, что и сразу после кончины Макаренко, в его карманах окажется девять носовых платков. Насморк мучил его всю жизнь… «А. легко простуживался от малейшего сквозняка или холодного ветра … простуживался даже, когда при нём открывали на минутку оконную форточку» [12, с. 11]. И ещё, забегая вперёд, скажем, что умер А.С.Макаренко от разрыва сердца. А, по мнению Виталия, болезнь сердца у Антона «была наследственного характера – со стороны мамы (мама была сердечной больной и эта болезнь поразила Антона). Антон знал о болезни матери и мог предполагать и у себя болезнь сердца. Но, как мы теперь знаем, он себя не берёг…

О многолетних страданиях ребёнка  и читать-то трудно… А каково было его родителям, семье? А каково было ему самому?

Брат пытается шутить: «Будущий педагог обнаружился быстро. Он начал «болтать» (говорить) очень рано, но ходить научился очень поздно, после 18 месяцев (и то, когда приятели отца в столярной мастерской сделали специальную коляску – «ходульки» на рамках)» [12, с. 11].

Болезнь стала утихать только к восьми годам, но «не исчезла окончательно. Даже в зрелые годы… у него периодически появлялись то флюс, то ячмень». [Там же, с. 12]. Почему он всегда носил высокие воротники, стеснялся купаться при воспитанниках? А «чтобы скрыть шрамы от карбункулов» [Там же].

Зачем мы так подробно остановились на болезнях маленького Антона?

Чтобы показать, что здоровый дух может появиться и в очень нездоровом теле… И чтобы было понятно, когда Виталий пишет о матери: «Я преклоняюсь перед памятью этой святой женщины» [12, с. 11].

 

 

 

Семья была патриархальная

Отец Антония Семён Григорьевич родился в Харькове.

Там говорили на русском языке, и он говорил так же. Формально не получивший никакого образования (рано осиротев, он уже мальчиком вынужден был работать маляром в каретной мастерской) выучился читать, свободно писал. Умел рисовать. Позже выписывал журнал «Нива», читал Достоевского. Ко времени рождения долгожданного сына (до этого родилось две дочери) стал хорошим «цеховым» в железнодорожных мастерских г. Белополье, а позже (в 1900г.), «переехав в Крюков (пригород Кременчуга), стал бригадиром, мастером железнодорожных мастерских [8; 6] и уважаемым в городе человеком («Личным почётным гражданином города»).

Брат Антона Виталий пишет: «Жизнь в посёлке шла день за днём, без больших событий… лето сменялось зимой, были будни, глухие провинциальные будни, не было ни кинематографа, ни театра, никаких общественных праздников. Жили почти так же, как жили в XV или XVI веке — по церковным праздникам: от Рождества до Масленой, потом до Пасхи, потом до Троицы, потом до Рождества. На Пасху всей семьёй ездили в город к Пасхальной заутрене…» [12, с. 14].

В посёлке «было 10 000 жителей, но не было ни больницы, ни диспансера, ни одного врача, ни акушерки, не было проточной воды, канализации, и даже не было никакого освещения (если не считать двух керосиновых фонарей на главной улице) [12, с. 16].

Жили на частной квартире. «У Миронова было 7 или 8 квартир. Из них самую большую занимали мы,… во дворе была целая толпа детей, тут же бродили куры, утки, гуси, индейки, поросята. Жили примитивно… Воду привозил из Днепра водовоз. Клозеты были во дворе и распространяли зловоние… Работали, много ели, много спали, никто ничего не читал… От скуки рожали детей, сплетничали, ссорились, мирились… По праздникам и воскресным дням много пили, и в соседней Костроме дрались на ножах…, иногда убивали…» [12, с. 19].   На этом фоне семья Макаренко выглядела как свет в окошке.

 У Макаренко «в главной комнате висела в углу икона, и перед ней накануне воскресных и праздничных дней зажигалась лампада. Отец каждое утро и каждый вечер совершал перед иконой короткую молитву. В Белополье он даже был церковным старостой» [12, с. 29].

А.С. Васильев-Макаренко (внучатый племянник Макаренко) замечает, что «… в старосты община выбирала человека всеми уважаемого и, безусловно, верующего» [15]. 26 апреля 1910 года отец Антона был пожалован званием личного почётного гражданина города [8; 8].

Как отмечает биограф Макаренко, его православный отец всегда «был примером для сына» [7; 3]. Став взрослым, когда Семёна Григорьевича уже не будет в живых, Антон Семёнович отметит чрезвычайные честность, принципиальность и прямолинейность отца [7; 3]. Его вспоминали как человека, который наставлял детей: «Правду всегда в глаза резать» [8; 6].

Вспомним: «Но да будет слово ваше: «да, да», «нет, нет», а что сверх этого, то от лукавого» (Мф. 5; 38).

Отец всегда был немного замкнутым, молчаливым, никогда не называл сына уменьшительными именами. Только сурово и сдержанно: «Антон».

Мать Антона Татьяна Михайловна, в девичестве Дергачёва. Её мать из обедневшего дворянского рода. Отец её служил мелким чиновником в Крюковском интендантстве, имел большой дом, пятерых детей. Татьяна Михайловна занималась домашним хозяйством. «Каждое утро, на заре, провожала мужа до ворот мастерских, затем целый день хлопотала по дому» [7; 6].

Она «была шутница, вся пронизанная украинским юмором, подмечавшим у людей смешные стороны» [12; 29]. Была талантливой женщиной, до глубокой старости сохранила блестящую память. Обладала прекрасным даром рассказчицы и тонким юмором.

«Вот картина, — пишет А.С. Васильев-Макаренко, — красноречиво свидетельствующая о том, какое влияние на душу будущего педагога могла оказывать деятельная любовь моей прабабушки… к ближним своим, среди которых было, кстати, немало лиц инославных, как это в Евангелии описано в случае с милосердным самаритянином.

По воскресным дням прабабушка держала на дворе обеденный стол для бедных, сама готовила пищу, накрывала и угощала нищих и голодных со всей ближайшей округи Крюкова, на что некоторые, в частности слободской дурачок Еська, отплатили семье самой чёрной неблагодарностью. В такой обстановке рос Антон» [15].

Вспомним: «Если хочешь быть совершенным, пойди и продай имение твоё и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за мною» (Мф. 19; 21).

Могут сказать, что родители не продавали имение, чтобы кормить по воскресеньям нищих. Да им и нечего было продавать! Они тратили деньги, которые собирали, чтобы построить дом, ведь их многодетная семья много лет ютилась в комнатах, которые они снимали у чужих людей. Они мечтали построить собственный дом, экономили даже на керосине. Антону, которого отец научил читать в пять лет, приходилось часто читать… при лучине! И это в конце XIX века… Тогда-то он и испортил своё зрение.

Но благотворительные обеды для нищих семья устраивала. А свой дом удалось построить лишь в 1905 году, когда Антон уже стал учителем…

Добавим: дети после еды целовали руку отца, что в те годы на Руси было вообще уже очень большой редкостью.

«Характеры у родителей были разные, но спокойные и у отца и у матери» [12, с. 29].

«Антон в 1895 году поступил учиться сначала в Белопольскую школу, а затем, в 1901 г., — в Кременчугское четырёхклассное училище. И в Белополье, и в Кременчуге Антон учился отлично, заметно выделяясь среди соучеников глубиной знаний, широтой кругозора» [7; 6].

На уроках учителя словесности Г.П. Каминского Антон «впервые узнал прелесть вдохновенной поэмы «Слово о полку Игореве» [7; 7].

Антон любил читать Гоголя. Полюбил украинский язык.

«В документе об окончании училища у Антона стояли только пятёрки» [7; 7].

В третьем классе Антон отличился пением в школьном хоре. Особенно ему нравились народные песни и произведения П.И. Чайковского «Был у Христа младенца сад» и «Соловушка». Позже Антон с братом стали учиться играть на домре, а потом и на скрипке и любовь к игре на скрипке пронёс через всю жизнь. Можно сказать, что школа помогла ему родиться и как самодеятельному музыканту.

В аттестате от 4 июня 1904 г. есть запись:

«При отличном поведении показал успехи:

по закону Божью — отлично — 5, по русскому и церковнославянскому языку — отлично — 5…» [6; Т. 8, 116].

И по всем другим предметам только «отлично».

 

 

 

Горькое отрочество

Дети во дворе «играли в «городки», в мяч, в «горелки», жмурки и проч. … Антон тоже участвовал во всех этих играх, но он был очень неловок, неуклюж и, самое главное, близорук.

Однажды во время игры в «городки», довольно тяжёлая палка вырвалась из его рук и до крови ударила по голени Мишу Миронова. Тот завыл от боли и сел на землю.

 - Чёрт носатый! Четвероглазый, а ничего не видишь (Антон носил уже очки). Не давать ему больше палок, иначе он нас здесь всех поубивает…

 Здесь случилось то, что постепенно Антон стал мишенью для всяких, не всегда безобидных шуток и издевательств… его прозвали «Граф Антошка Подметайло». Незаметно привязывали к его ноге полено или старую кастрюлю. Один раз привязали дохлую кошку, цепляли ему за спину всякую дрянь, в особенности, когда он уходил в город; собирали букет бессмертников, посыпали мелким перцем и подносили:

-  Антон, понюхай какая роскошь.

А. нюхал, долго потом чихал и вытирал слёзы. Однажды, во время игры в «горелки» А. устроили «подножку». Он тяжело упал, раскровенил себе нос и губы, разбил очки. В другой раз в «кучугурах» вырыли глубокую яму (около 1 метра), прикрыли лозой и присыпали песком. Потом, пригласив А. погулять, искусно повели его прямо в яму. Он провалился, свихнул себе ногу и долго потом хромал… А. страдал от этих грубых шуток. Он стал более грустным, иногда оставался один в задумчивости и постепенно уходил от этих игр и этой компании. Одна Поля становилась на его защиту,… по-матерински ухаживала за А., когда он был ранен… [12, с. 20-21].

Отличников, слабеньких, очкариков не любили во все времена...

Многие становились вынужденными «изгоями», но не все из них позже становились начальниками колоний малолетних преступников. И такими успешными, как Антон Макаренко…

Брат, который был младше на 7 лет, вспоминал: «для Антона его младенческие и детские годы представляли почти непрерывную цепь физических страданий» [8; 5–6].

А что по этому поводу у Н.В.Гоголя? «Твердейшими характерами сделались те, которые сильно падали духом и  бывали в некоторые минуты жизни бессильнейшими всех. Это-то самое и заставило их всеми силами вооружиться против собственного бессилия» [38, с. 366].

Антон уходит искать. Куда? Поначалу - в мир литературы.

По свидетельству брата тот каждые три дня видит его с новой книгой.

Не удивительно, что Антона заинтересовала судьба и книги великого полководца и православного человека А.В. Суворова, который в детстве тоже был слабым, которого отец даже не хотел приобщать к военной службе. И которому, позже принадлежали слова: «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом». Макаренко не станет известным генералом, но его слава будет не меньшей. И в педагогических «сражениях» за души детей этот детоводец (а в словаре есть и такое слово) не будет иметь себе равных.

Забегая вперёд, скажем, и не можем удержаться, чтобы не сказать именно сейчас, что считаем Макаренко Суворовым в педагогике. Ибо из трёх тысяч, как говорится, «прошедших через его руки» детей и подростков, среди которых большинство являлись беспризорниками, были и настоящие бандиты, никто не вернулся к преступному прошлому…

 

 

 

Искушения юности

Поиск продолжается. «Уйдя из мироновской компании, Антон начал всё чаще и чаще уходить к Цалову». Тот был сыном железнодорожного рабочего и намного старше Антона, Антон «по воскресным дням … уходил на целый день… Как рассказал  мне А., этот Цалов… твёрдо решил заняться революционной деятельностью и уговаривал А. последовать его примеру. Но А. отказался:

- Во-первых, я не верю в оздоровляющую силу кровавых революций – все они развиваются по одной схеме: сначала кровавая баня, затем анархия и хаос, и как результат – самая дикая диктатура. Это раз. Во-вторых, я совсем неспособен метать бомбы в кареты министров и ещё меньше с красным флагом распевать «Марсельезу» на баррикадах. Просто неспособен» [12, с. 21].

Но какое-то время Цалов снабжал его «социалистической литературой, которую он проносил под рубашкой и читал тайком от отца, который ненавидел революцию и революционеров…» [12, с. 20-21]. И здесь имеет большое значение пример отца, его культура.

Виталий пишет, что он совершенно опровергает «тенденцию некоторых биографов представить отца как безграмотного человека. Это неправда. Отец читал и писал совершенно свободно и даже почти без ошибок. Он постоянно выписывал газету и журнал «Нива», которую постоянно прочитывал. Приложения к этому журналу были все переплетены и находились в полном порядке. Здесь были полные собрания А.Чехова, Данилевского, Короленко, Куприна, а из иностранных писателей помню Бьёрнстерне Бьёрнсон, С.Легерлеф, Сервантес и др.» [12, с. 25].

Искушение революцией со стороны Цалова было опасно ещё и тем, что Антону не очень  повезло и на его крёстную мать. Дело в том, что «тётя Поля – была особенной женщиной… настроена революционно и не переставала критиковать строй и царское правительство» [12, с. 19], но «Отец относился к революции враждебно. Он предчувствовал, что она не произойдёт без кровопролития, и говорил: “Они всё разрушат, но ничего не создадут нового” [12, с. 28]. 

Цалов уехал в Питер и следы его затерялись… Можно считать, что Антон получил нечто, что оказалось своеобразной прививкой от опасной болезни, т.к. исследователи предполагают, что революционная направленность Цалова имела не большевистский характер, а эсеровский. Симпатизируя эсерам, Антон позже сторонился большевиков…

 

 

 

Вопрос о выборе будущей профессии для Антона был трудным

По здоровью он не мог заниматься физическим трудом. Но, к счастью, открылись одногодичные педагогические курсы. Проучившись ещё год, Макаренко получил свидетельство от 11 августа 1905 г.: «…удостоен звания учителя начальных училищ, с правом преподавания в сельских двухклассных училищах Министерства народного просвещения и обучения церковному пению» [6; Т. 8, 117].

Новый учитель — Антон Семёнович Макаренко стал работать «в сентябре 1905 года в двухклассном железнодорожном училище… посада Крюков, что расположен на правом берегу Днепра» [7; 7].

«Ученики Макаренко – дети железнодорожников, мастеровых сначала немного дичились своего нового наставника. Но как-то незаметно для них самих вышло так, что всё чаще и чаще им хотелось задержаться около молодого учителя, послушать, о чём рассказывает Антон Семёнович, какую книжку советует почитать, а то и поиграть с ним в снежки, городки и другие весёлые игры, до которых учитель оказался большим охотником» [7; 9]. Кто-то скажет: «Видно, в детстве не доиграл». И, наверное, был бы прав.

«И уроки у него были не такие, как у других учителей (преподавал Антон Семёнович русский язык, черчение и рисование)» [7; 10]. «Антон Семёнович в классе был всегда весел, бодр. Сразу умел он увлечь учеников рассказом, а рассказывать он был большой мастер. И при этом каждому, сидящему в классе, казалось, что именно с ним ведёт беседу учитель, к нему обращается, от него ждёт ответа. Ученики говорили: «Антон Семёнович взял меня к себе». С этого «взял к себе» начинался каждый урок. А затем, затаив дыхание, слушали ученики чудесные строки пушкинских стихов, повести Гоголя, Чехова, Короленко» [7; 10].

«Антон Семёнович искренне, по-настоящему любил детей. Его живо интересовали ребячьи дела и заботы, он мог помочь в беде, дать совет, развеселить шуткой, он был с ними и в минуту отдыха» [7; 10–11].

«В 1905 году Антон Семёнович Макаренко принимает активное участие в организации съезда учителей Южных железных дорог. Съезд проходил на станции Люботин. И в речи, с которой выступает он на съезде, и в резолюции, которую составили делегаты при непосредственном его участии, чувствуется твёрдость убеждений, определённость требований, живая заинтересованность в том деле, которому взялся служить А.С. Макаренко» [7; 8].

Прекрасные портреты, выполненные рукой Антона, представлены в музее А.С. Макаренко в Крюкове (в доме его отца). «А сколько весёлых, смешных карикатур рисовал Антон Семёнович!» [7; 11].

Брат считал, что «в то время он, конечно, в Крюкове был самым образованным человеком на все 10000 населения».

«Макаренко был набожным, по воскресеньям аккуратно ходил в церковь». Такое свидетельство о Макаренко появилось ещё в советские годы в журнале «Народное образование» [18]. И, наверное, многих советских педагогов тогда весьма удивило.

Это директор 79-й московской школы С. Богуславский в своей статье привёл интересные свидетельства своего деда Соломона Богуславского. Тот был известным в Крюкове портным и у него Антон Макаренко заказывал себе костюмы. Привёл он и воспоминания своей тётки Анны Еремеевны Тамариной, которая была ученицей Макаренко в крюковской школе [18].

Родственники Богуславского свидетельствовали, что об Антоне Семёновиче было впечатление как о человеке авторитетном, всеми уважаемом.

Здесь же имеет смысл сообщить, что Виталий Семёнович на коллоквиуме в Марбурге 4 июля 1971 года заявил: «Между прочим, это для Вас будет неожиданностью, я видел у Антона Библию… Несколько раз мне приходилось присутствовать при спорах, которые он вёл с попами. И всегда он выходил победителем. Антон знал Библию лучше всех попов в Крюкове» [12, с. 363].

Атеисты, не желающие «отдавать церковникам своего Макаренко»  радостно воскликнут: «Но ведь спорил же!».

Но радость, по меньшей мере, преждевременная.

 

 

 

Искушение любовью к церковному пению

Во-первых, споры начались лишь через несколько лет, а во-вторых, споры бывают разные… Интереснее другое. Виталий поведал в своих воспоминаниях о ещё более удивительном факте из биографии начинающего учителя Антония Макаренко.

Антон «хотел нарушить рутину и создать нечто необыкновенное, а именно: он решил из наших учеников создать церковный хор под его руководством» [12, с. 41]. Православным людям не надо напоминать, что церковное пение — это не просто хоровое пение. Это соборная молитва.

Читаем дальше: «Сказано – сделано. Он принёс в училище скрипку,  и мы начали устраивать спевки. Нас было человек 30» (Там же). Заметим, что для церковного хора 30 певчих это весьма не мало. «Где-то он достал нужные ноты, и мы собирались часам к 4-м… Репетировали мы около месяца и, наконец, наступил день, когда мы должны были выступить в кладбищенской церкви, которая находилась недалеко от нашего дома. Мы устроились на левом клиросе – в правом…находился постоянный церковный хор…

Без скрипки, только по камертону А. просто был не в состоянии дать верный тон… Верующие в недоумении раскрывали глаза, оглядываясь на наш хор, а поп из алтаря смотрел на наш хор настоящим чёртом. Наконец, он прислал церковного сторожа с просьбой прекратить наше выступление. Служба продолжалась с постоянным церковным хором. Так печально закончилась наша попытка» [12, с. 41].  Трудно сказать, что в этом эпизоде больше вины Антона или его беды. Соревноваться детям в пении с постоянным церковным хором, конечно, не по силам. Это надо было предусмотреть и Антону, и батюшке. Последнему, видимо, затея Антона была совершенно излишней. Ожидать от него педагогического интереса Антону, вероятно, не следовало. Урок оказался явно неудачным.

Но для нас важно другое. Антон сам, по своему произволению, решил создать из детей церковный хор! И не просто самодеятельный кружок, а  чтобы дети пели в настоящем храме! Дерзкое желание, но разве оно чем-то порочит намерения молодого учителя?  Говорил Иоанн Златоуст: «Бог целует намерения». А намерения были благодатные.  Многие ли учителя светских школ в его время проявляли инициативу в организации детских церковных хоров?  Мы знаем, что дети не сумели соблюсти нужную тональность пения, а кто оценил то, что в это время было в их душах? Кто оценил искренность их соборной молитвы и молитвы их юного регента? Стремление к внешнему благочестию, увы! возобладали…

 

 

 

Искушение педагогическим экспериментом

Были у Антона в его учительском деле и более серьёзные неудачи. Читаем у Виталия: «В 1907 г. А. в нашем классе (в это время Виталий учился в классе старшего брата) применил плохой педагогический эксперимент. Как во всех школах, каждую четверть учебного года мы получали результаты наших успехов, то есть карточку, на которой были проставлены наши отметки по различным предметам. Их надо было возвратить с подписью отца. А. придумал классифицировать нас по степени успеваемости, то есть он выводил среднее арифметическое для каждого ученика, и затем распределял эти данные по порядку – 1-й ученик, 2-й, 3-й… и так далее до 37-го, где писал: 37-й и последний».

В 1907 г. этим «последним» оказался Дмитрий Примак, мальчик не столь мало способный, сколько болезненный (как потом оказалось, у него был туберкулёз). Когда он получил свою четверть, где было проставлено, что он 37-й и последний, он долго плакал и, несмотря на наши утешения, ушёл домой до конца уроков. Не пришёл он на второй день, не пришёл и на третий, а дней через 10 пришёл его отец весь в слезах. Он пришёл прямо прямо к нам в класс во время урока; едва сдерживая рыдания он сказал А.:

- Сегодня ночью мой мальчик умер. Я пришёл вам сказать об этом и ещё спросить вас: для какой цели вы проставили в его четверти, что он 37-й и последний?  Зачем вы обидели мальчика, которому осталось 10 дней жизни? Он так горевал, бедный, что он «последний». Это вы, Антон Семёнович не хорошо поступили, очень нехорошо... Я знаю, он бы всё равно умер, но зачем причинять мальчику ненужные страдания? Антон был бледен, как полотно, не помню уже, что он ответил несчастному отцу. Что он мог ответить, кроме извинения, - но только с этого дня классификация больше не фигурировала в наших четвертях [12, с. 40-41].

Был у Антона и другой трудный случай, когда в 4-м классе у него появился ученик Лобов Тимофей. «Это был совершенно испорченный мальчик. Он уже курил и старался научить курить других мальчиков, приносил в класс порнографические карты и показывал их мальчикам и девочкам, на каждой перемене затевал драку с первым попавшимся, причём выбирал всегда более слабого и избивал его. Но это длилось недолго. Однажды, придя в класс и едва поздоровавшись с нами, А. сказал Лобову:

- Лобов, собирай свои книги и уходи домой – придёшь завтра с отцом.

На другой день мы видели, как Лобов пришёл вместе с отцом. Их впустили в учительскую. Какой разговор произошёл там, можно только представить, но только Лобова мы больше не видели» [12, с. 40].

Заметим, что для Макаренко этот Лобов был не просто «трудным». Если от него, выходца из рабочей семьи, его брат «за всю совместную жизнь…ни разу не услышал неприличного слова» [12, с. 35], то чем для него был этот ученик?   

Конечно, можно сказать, что Макаренко не справился с трудным учеником. А почему мы можем требовать этого от учителя, который обучался своему «ремеслу» лишь один год? Видимо он и сам понимал, что эта задача ему не по силам. И в этой ситуации он предпочёл ради остальных детей выдворить злостного хулигана. Поиск на этот счёт совета у Н.В.Гоголя дал вот что: «Прежде всего надобно держать в вечной памяти, что во всех делах и действиях в жизни большее нужно предпочитать меньшему. Нужно чтобы наши ближние иногда встречали в нас одно решительное слово: нет, вместо всяких объяснений» [38, с. 363-364].

 

 

 

Искушение первой любовью

В 1905 году став учителем, Антон «заявил отцу, что собирался жениться. На ком? На Поле Мироновой» [12, с. 34]. На той самой, которая когда-то защищала его от мальчишек. Но отец считал, что жениться ему ещё рано. «Да и Миронов совсем не был расположен отдать свою дочь за А.» [12, с. 34]. Антон настаивал:

- Мы любим друг друга, и я дал ей слово жениться на ней.

Понадобилось несколько месяцев уговоров, в которых кроме отца и Миронова особенно деятельную роль сыграли М.Г.Компанцев и поп Д.И.Григорович, который был законоучителем» [12, с. 34].

       О. Димитрий говорил юному коллеге:

      «- Подумайте, Тося, вам только 17 лет, вся жизнь ещё впереди, куда вам спешить, вы встретите ещё много прекрасных девушек и женщин и всегда успеете сделать свой выбор. А что касается самоубийства, то это уже совсем глупо. Я понимаю, что вы переживаете, так как дали слово, но постепенно всё образуется, перемелется – мука будет…» [12, с. 36].

Антон очень болезненно переживал трагедию своей первой любви, продолжал грозиться, что застрелится (отец в комоде хранил револьвер),  но постепенно затих в унынии и, как пишет Виталий, после этого «его мысль эволюционировала в сторону мизантропии. Его жизнь складывалась так, что трудно было допустить, что она приносит ему «наслаждения». Впрочем, сколько я его ни помню, он никогда не был тем, кто называется «жизнерадостным» человеком» [12, с. 34].

 Его опять пытался вразумлять преподаватель Закона Божия той же школы о. Димитрий: «Вы разочаровались в жизни потому, что утратили веру в высокое назначение человека на земле стремиться к абсолютному совершенству» [12, с. 35].

Тогда Антон в запальчивости ответил: «Вы повторяете старые, надоевшие «истины», в которые Вы первый же не верите» [12, с. 35]. 

Но через десять лет судьба всё-таки подвигнет его вспомнить именно эти истины…

А тогда Антон  в той же запальчивости заявил: «клянусь, что никогда не женюсь, и никогда не буду иметь детей». Тогда никто не принял всерьёз этого его обета… Никто тогда не сказал ему народную поговорку, что Господь наказует строптивых исполнением их желаний…

Но мы-то теперь знаем, что собственных детей у Антона действительно не было. Но был ли он этому рад в конце жизни?

В брак он вступил, но заключил его, когда до ухода из жизни оставалось меньше четырёх лет… 

А с другой стороны, что добились ближние? Антон смог получить существенную прибавку к жалованью лишь после института, т.е. в 1917г. Через 12 лет. Его несостоявшейся невесте в это время было уже лет 30… И что, стала бы она его ждать?

Что хорошего стало с Антоном, когда он смирился (внешне, конечно)?

Тогда в 1906 г. он резко стал выступать против семьи вообще, стал вообще отрицать «институт брака»… Появилось отчуждение в отношениях с отцом, которое (увы!) так никогда полностью и не исправилось…

Это потом, после того, как он к концу жизни всё-таки женится, он признает нужность института семьи и даже напишет «Книгу для родителей»… Книгу, которую прочтут и оценят многие.

Мог ли он тогда, в годы своей молодости, предвидеть, что ему придётся лет через десять усыновить и воспитать дочь младшего брата Виталия Олимпиаду? Мог ли он предполагать, что её полюбит сын от первого брака его будущей жены Галины Лёва? Лёва, которого он тоже воспитывал и который, уже, будучи студентом, попросит у него разрешения называть его отцом…

Мог ли он предполагать, что его жена воспрепятствует браку Олимпиады и Льва? И так же жёстко, как воспрепятствовали его браку его отец и отец возлюбленной? Воспрепятствует по той причине, что не захочет, чтобы её сын был мужем дочери деникинского белогвардейца и политического эмигранта… Нет, конечно, не мог он себе такого представить и в самом кошмарном сне… И мы не будем предвосхищать события, а вернёмся в его молодые годы.

 

 

 

Искушение театром

Увлечение чтением в уединении начинает дополняться увлечением театром. В доме преподавателя Закона Божия стала собираться молодёжь для устройства самодеятельных спектаклей. Стал в этом кружке появляться и Антон. Его, несмотря на известную замкнутость, как и многих в его возрасте, всё-таки «потянуло» к общению.

Как-то заметив, что Антон катается на лодке по Днепру с женой священника (устроительницей театрального кружка) Елизаветой Фёдоровной, кто-то из соседок что-то шепнул матери Антона. Отец, ревностно относящийся к полученному званию личного почётного гражданина города, тут же призвал сына к ответу. Сын пытался опровергнуть напраслину. Как-никак попадья была на восемь лет его старше… Но отец настаивал на прекращении посещений театральных репетиций. Сын упорствовал. Отец вспылил (что совершенно было для него не характерно). И Антон, взгромоздив на спину письменный столик – всё движимое имущество, которое успел приобрести на свою учительскую зарплату ушёл в «беспризорники».

Но ушёл жить ни куда-нибудь, а в дом к отцу (и священнику на пенсии) той самой Елизаветы Григорьевны из-за которой и возник весь «сыр-бор». Ни отец Елизаветы, ни Виталий слухи всерьёз не принимали.

Так Антон неожиданно родился в качестве беспризорника…

Конечно, это не та жизнь беспризорных, в какой оказались его будущие питомцы. Над головой есть крыша. Тепло и не капает. Но теперь надо самому себе готовить пищу, мыть посуду, стирать бельё… А, может быть, и дрова колоть, носить воду… Да и денег теперь пришлось тратить на быт не 10 рублей из 47 (его учительской зарплаты), а почти все…

И так почти 100 дней. До Пасхи.

За это время кое-что из «объективных обстоятельств» изменилось в его пользу. Елизавета Григорьевна уехала на два года в Киев учиться на педагогические курсы. Соседки уже давно перестали «шептаться» по известному нам поводу, а мать Антона всё продолжала оплакивать «блудного сына», скитающегося где-то в соседнем квартале у чужих людей. А люди теперь уже начинали судить-рядить о родителях, с которыми  почему-то не живёт их родной сын. Родителям и хотелось бы, чтобы «блудный сын» скорее вернулся и чтобы всё кончилось, как и полагается по евангельской притче о блудном сыне, Да тот что-то не торопится возвращаться…

Первым не выдержал отец. На Пасху, когда мать в очередной раз всплакнула о блудном сыне, отец послал к сыну в качестве посла Виталия. «Ничего не расспрашивая, после довольно долгого молчания, отец сказал мне: «Витя, пойди, позови Антона, пусть идёт разговляться с нами. В пустынной и холодной комнате А. я нашёл его спящим. Я разбудил его, он очень обрадовался, и вскоре мы были дома» [12, с. 37].  Урок, необходимый Антону, чтобы потом (через 10 лет) хоть как-то понять удел беспризорников, он получил, можно было возвращаться в родные пенаты.

Приблизительно в 1910 г. в Крюкове, вокруг А. образовался кружок интеллигенции, состоявшей, главным образом, из педагогов различных школ, были два врача…был ветеринарный врач» [12, с. 43]  и ещё несколько молодых людей.

«Спорили до изнеможения, главным образом о литературе, но здесь А. был непобедим. Иногда пели песни… На Днепре стояло много лодок, которые сдавались по часам… Иногда брали 3-4 лодки и отправлялись на один из днепровских островов «варить кашу», где проводили целый день –купались, лежали на песке и снова спорили, спорили без конца…» [12, с. 41]. Однажды лодка перевернулась, Антон упал в воду и потерял очки. Его «вели под руки, т.к. без пенсне он почти ничего не видел» [12, с. 41].

Но долго наслаждаться домашним комфортом и материнской заботой Антону не пришлось.

 

 

 

Добровольная ссылка

После того, как А.С. Макаренко успешно проработал в Крюковском железнодорожном училище 6 лет, и, казалось, ничто не предвещало серьёзных перемен в его педагогической биографии, ему пришлось искать другое место работы. И даже опять расстаться с родителями. Уехать далеко и не на 100 дней, а чуть ли не в десять раз больше – почти на три года.

После ухода из школы директора Компанцева Антон «не ужился с новым заведующим К.Ф.Карбоненко, обвинил его во взяточничестве» [12, с. 45]. Вспомним: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся» (Мф. 5; 5). И «дело дошло даже до суда. Работать в Крюкове стало невозможным и в 1911 г. по собственному прошению А. был переведён в ж.д. училище при станции Долинской, где он мог работать с М.Г.Компанцевым…Трудно представить себе дыру более глухую, чем Долинская… эта станция находилась среди голой степи, вдали от культурных центров. Станция была небольшая, при ней оборотное депо, церковь, училище, 3-4 небольшие лавчонки и с сотню небольших домишек» [12, с. 45].  

На этот раз наш «беспризорник-педагог» оказался в маленькой степной станице, которую настоящие беспризорники ни до того, ни после в качестве достойного пристанища признавать не хотели даже в летнее время.

«Ни клуба, ни кинематографа, и ни одного книжного магазина» [12; 45].

«Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство небесное» (Мф. 5; 10).

 

 

 

Работа в станице Долинская

Понимал ли тогда Антон, что судьба не наказала его этой ссылкой, а наградила? Вряд ли. Ведь и теперь многие макаренковеды не видят в том отрезке биографии Антона ничего путного и часто просто не упоминают о нём…

Небольшая школа на станции Долинская была создана для детей железнодорожников, многие ученики жили в интернате при школе «в приютском стиле». Были там и сироты.

Это давало возможность Антону Семёновичу, работавшему учителем и воспитателем («надзирателем» — как официально именовалась его должность), «значительную часть времени проводить со своими воспитанниками» [7; 11]. Жил Антон в небольшой комнатёнке при училище.

«Молодой воспитатель увлёк школьников идеей создания театра, духового оркестра, организацией интересных вечеров самодеятельности. Часто в Долинской устраивали экскурсии. Причём каждый участник спектакля и экскурсии чувствовал себя нужным и важным для успеха общего дела» [7; 12]. Макаренко водил ребят на древние курганы. Большим событием для ребят была поездка к Чёрному морю, встреча с археологами.

В «Формулярном списке по службе» от 1 июня 1912 г. сказано, что 23‑летний А.С. Макаренко «православного вероисповедания» [6; Т. 8, 117], но это совсем не пустая формальность. Именно А.С. Макаренко начал в 1911 г. традицию проведения в школе театрализованных праздников Рождества Христова.

Через год столетний юбилей Бородинского сражения Макаренко с воспитанниками отметил… Бородинским сражением. Все мальчишки степной станицы стали на один день участниками войны 1812 года. И, к удивлению коллег по школе (а их было человек восемь) и всех станичников юные герои взяли в плен… Наполеона! [25]. Кто бы Антону позволил такое сражение и такую победу в Крюкове?

А теперь он почти Кутузов! Это уже не просто «Тоська-горчичник» — так его называли друзья-учителя. А кто-то называл «Тосик-долгоносик», «Антоша Чихайте». Степанченко (коллега из соседней земской школы) придумал Антону кличку «Ростик» (за его малый рост), а тот — в отместку назвал друга «Скифом». Степанченко пишет, что в компании учителей-друзей их «никто иначе почти не называл». К воспоминаниям Скифа-Степанченко мы ещё вернёмся.

Впрочем, Скифа гораздо больше, нежели пленение Наполеона Антоном поразила другая его победа, свидетелем которой была не вся станица, а лишь он один.

 

 

 

О том, как Антон учился «сдвигать горы»

Вот, что сохранилось в воспоминаниях Степанченко.

«Сидим мы с ним на скамейке. Подходит оборванец.

— Баре, подайте на кусочек хлеба.

— Да ведь не на хлеб, а на водку тебе нужно, — говорит ему Антон.

— А ведь, правда, барин! Как же ты моё нутро увидел? — удивился попрошайка.

— Вот тебе трёшка: купи сколько требуется, а сдачу принеси, — последовал ответ.

Взял человек трёшку, как-то внимательно, будто впервые видя, осмотрел её, потом посмотрел на удивительного «барина» и пошёл. Не поспешил от нас, как-то тяжело поплёлся, не пряча деньги, а всё время, держа их навесу. Человек скрылся, а я напустился на «барина», назвал его сумасшедшим. Улыбаясь, барин сказал мне, что в Священном Писании есть замечательная мысль: Если с верой сказать горе, чтоб она сдвинулась с места, она сдвинется. Вот я, мол, и хочу научиться «сдвигать горы»…

Словом, сидим мы, беседуем на эту тему и видим: человек, получивший деньги, поспешно идёт к нам.

— Барин, возьми, пожалуйста, свои деньги, — с какой-то болезненной гримасой произнёс вернувшийся человек, протягивая бумажку.

— Почему же ты не выпил?

— Выпил!.. «Напоил» ты меня, барин: все мозги жгёт. Спасибо! Всю жизнь помнить буду! Возьми, пожалуйста! — настаивал он.

Я посмотрел на Антона Семёновича — он сиял!..

— Денег я не возьму: они же Вам, (уже вам!) очень нужны, а у меня это не последние.

— Да, деньги… мне… нужны, — понурив голову, с паузой после каждого слова сказал человек и, помолчав, добавил, — на вокзале… у меня… ребёнок…

Мгновенно достав кошелёк, Антон дал ему ещё одну троячку. Дал что-то и я.

Человек настолько был обескуражён, что даже не сказал «спасибо», а поочерёдно посмотрел на нас, молча поклонился и медленно ушёл в сторону вокзала.

— Видал? — волнуясь, спросил меня «чудотворец».

— Видал.

— Понял?

— Не совсем, признался я, — следовало бы проверить.

— Не смей! А, впрочем, дети во всём должны убеждаться экспериментально, — смеясь, сказал он.

Я не обиделся за сравнение, но не удержался от проверки: интересно ведь как!

У здания вокзала сидел наш знакомый, с ним женщина и двух-трёхлетний ребёнок. Взрослые жадно ели хлеб, запивая горячей водой, у ребёнка в одной руке была колбаса, в другой — длинная конфета в полосатой обёртке».

Вот тебе и Тоська-горчичник! Вот тебе и Ростик! Вон как горы двигает!» [7; 24–25].

Молодым педагогам хотелось общения, а в школе по вечерам собраться было негде. Как пишет брат Антона Виталий, приезжавший навестить Антона, друзья Макаренко собирались в доме священника, преподававшего в школе Закон Божий. Антон Сергеевич считает весьма значимыми для старшего брата его деда «…долгие посиделки в священническом доме, в которых Антон всегда выходил победителем из богословских споров, ибо, по свидетельству моего деда Виталия Семёновича, знал Библию лучше всех церковнослужителей в Крюкове и Кременчуге» [12].

Конечно, можно усомниться в компетентности экспертной оценки брата Макаренко. То, что он был царским офицером, участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве, имел серьёзные ранения и весомые награды за участие в первой мировой войне, говорит о нём, как о человеке, мнение которого достойно внимания и уважения, но его суждения о том, кто в округе лучше знает Библию? Как бы то ни было, но Антон Макаренко, конечно же, был православно воспитанным, обученным и эрудированным человеком.

Тематика читаемых им книг самая разная. По словам брата, это философия, социология, астрономия, естествознание, художественная критика. «Он прочёл буквально всё, начиная от Гомера и кончая Гамсуном и Максимом Горьким. Среди книг… прочёл больше всего книг по русской истории.

Запомнились имена Ключевского, Платонова, Костомарова, Милюкова, Грушевского («История Украины»), Шильдера («Александр I», «Николай I»… [12; 32–35]. Антон «купил 20 портретов различных писателей, главным образом русских, и украсил ими все стены своей комнаты, где находился его большой письменный стол… Антон выписывал толстый журнал «Русское богатство», московскую газету «Русское слово» и петербургский сатирический журнал «Сатирикон»… Все эти книги после прочтения куда-то уходили, и вся библиотека состояла из 8 томов Ключевского — «Курс русской истории» и 22 томов «Большой энциклопедии», которую он купил в кредит в 1913 г.»

В Долинской Макаренко продолжает мечтать о профессиональной литературной деятельности. На фотоснимках того времени он удивительно похож на А.П. Чехова. «Макаренко и прежде пробовал писать стихи, прозу. В 1914 году он решился послать на суд Алексею Максимовичу Горькому свой рассказ «Глупый день»….Ответ Горького огорчил Макаренко. Отметив некоторые достоинства рассказа, Горький в то же время указывал на целый ряд серьёзных недостатков…» [7; 12]. Макаренко понял, что мечты о писательском поприще следует отложить и продолжать более серьёзно овладевать профессией учителя.

 

 

 

Учёба в Полтавском учительском институте

«В 1914 году в Полтаве открылся учительский институт» [7; 12].

«А поступить в институт в то время было почти немыслимо» [6; Т. 4, 13]. Россия «насчитывала учительские институты единицами, а учиться хотели многие» [7; 13]. Был огромный конкурс.

Но «…девятилетний педагогический стаж давал ему безусловные преимущества» [6; Т. 4, 10].

Макаренко был зачислен в первый набор, состоявший из 26 человек.

Антону «приходилось жить на 15 рублей стипендии… прожить на эти деньги – это значило только-только не умереть с голода. 5 рублей он платил за бедную комнату, в которой даже не было отопления… К счастью, отец…посылал ему ежемесячно 10 рублей… в ноябре 1914 г. я приехал к нему дней на 10. Холод в его комнате был, что называется, собачий, и вода в кувшине замерзала. Я согревался иногда тем, что сжигал в тазу пачку журналов. Но это давало мало тепла, и, кроме того, это было опасно» [12, с. 41].

Можно сказать, что бытовые условия у студента-Макаренко были не многим лучше, чем у иных беспризорников. Но он был «выше сытости».

«Никто из студентов не знал столько, сколько знал Макаренко» [7; 12]. Он часто выступал с докладами. При этом Антон Семёнович никогда не кичился своей эрудицией, не выставлял свои знания напоказ. Вступая в спор с «противником», он всегда оставался доброжелательным, дружелюбным, скромным, хотя свою точку зрения отстаивал горячо и с присущим ему юмором» [7; 14].

«Поражали не только изумительная память (он цитировал наизусть целые страницы), но и его желание всё знать, всё прочитать, всё увидеть» [7; 14].

Антон Семёнович получал небольшую стипендию, и кое-что высылали ему родители. «Но из этих денег он находил возможным и нужным значительную часть выделять на покупку книг» [6; Т. 4, 14].

«Читал Антон Семёнович с поразительной быстротой. Но не проглядывал книг, а вчитывался в них, делая пометки и выписки» [7; 14]. Виталий вспоминал, что ещё в Крюкове брат каждые два-три дня приходил домой с новой книгой.

«Готовясь к докладу, Макаренко пользовался не одной, двумя или тремя книгами. Он приносил домой кипы книг и успокаивался только тогда, когда каждая из них была обстоятельно изучена. Неслучайно поэтому в книге почётных посетителей… есть запись, сделанная тогдашним попечителем учебного округа профессором А.Н. Деревицким, присутствовавшим на переводных, с первого на второй курс, экзаменах. Деревицкий, вступивший с Антоном Семёновичем в беседу по вопросам истории, был поражён осведомлённостью студента в самых различных исторических вопросах, глубиной и основательностью его знаний. Всё это и отметил Деревицкий в книге для почётных посетителей» [7; 14].

Не удивительно, что в институте многие ему прочили будущность профессора истории.

Этого не случилось, но любовь к истории Антон сохранил на всю жизнь. В 1936 году он даже примется за написание учебника по истории Древней Руси, но служба и другие литературные дела вытеснили учебник истории… А как бы сейчас пригодился учителям этот учебник!

Макаренко был с теми, «кто боролся с украинскими националистами, ратовавшими за отделение Украины от России» [7; 16]. И это ему «вышло боком» и тогда, и много лет спустя, и теперь в Украине многие не могут ему этого простить.

Антон пробовал писать стихи, но Виталий посмеялся над ними: «Это какая-то метеорология… А. вспыхнул, в сердцах вырвал листок со стихами из альбома и порвал его на мелкие клочки.

Ты прав - поэтом я никогда не буду. Даю честное слово никогда больше стихов не писать» [12, с. 48].

 

 

 

Искушение казармой

В сентябре 1916 года Антона Семёновича призвали в армию. По апрель 1917 года он был на действительной военной службе (в ополчении) в самом нижнем чине — ратник. Там он, вероятно, встретил то, что называют теперь «дедовщиной», ибо написал домой, что «такая обстановка для него невыносима и что он покончит с собой… Оказалось, что казарменная обстановка среди мобилизованных мужиков и рабочих подействовала на А.» [12, с. 50].

Виталий взял увольнение в госпитале, где лечился после ранения и приехал к брату. «…увидели нашего А., несущего в двух баках суп и кашу. Но какая невоенная фигура: огромные сапоги с брезентовыми голенищами, слишком большая фуражка, закрывавшая ему половину ушей, смятая, не по росту гимнастёрка – всё это делало его фигуру комичной. Он долго щурился, не веря глазам своим, но когда он, наконец, нас узнал, он бросил свои котелки прямо в грязь и со слезами бросился нам на шею…«Конечно, были вши, махорка, тяжёлый воздух, матерщина… ротный командир пообещал скорое освобождение» [12, с. 50].

Как говорится в народе, «материнская молитва со дна моря достаёт». В марте 1917 года Макаренко сняли с военного учёта по близорукости.

Более полугода, проведённые в казарме, где он второй раз в его жизни был угнетаем, показали Антону «свинцовые мерзости» теперь уже взрослой жизни. Жизни, устроенной не по законам любви, а по законам «военной машины» в сочетании с законами неформального общежития, подобного жизни в бурсе или даже хуже – тюрьме. Антон «на собственной шкуре» прочувствовал, что значит быть слабым в обществе взрослых злых людей. Эти «уроки» ему пригодились и в теории (при написании дипломной работы), и в деле (когда возьмётся создавать колонию малолетних преступников). Н.В.Гоголь понимал, что в жизненных испытаниях часто «мы видим одни только препятствия, не замечая, что они-то суть ступени восхождения» [38, с. 354].

 

 

 

Золотая медаль

Антон вернулся в институт. «Приходилось много и напряжённо работать, чтобы догнать товарищей» [7; 17]. Ведь он пропустил почти весь учебный год. Но он не только догнал их.

Макаренко окончил институт первым по успеваемости и был награждён золотой медалью.

В аттестате среди отличных оценок [5] на первом месте записано: «В законе Божием» [6; Т. 8, 119]. Обратим внимание, что в аттестате Закон Божий не случайно значился первым. И получить в учительском институте «отлично» по этому предмету было очень не просто. Требования к знанию предмета были высокие и отличная оценка означала действительно хорошие знания.

«…удостаивается звания учителя высшего начального училища… Удостоен золотой медали» [Там же].

В характеристике говорилось, что «Антоний Макаренко», несомненно, будет «весьма хорошим преподавателем по всем предметам» и что «особую склонность имеет к гуманитарным наукам» [7; 17]. Заметим, что тема диплома была весьма «щекотливой» — «Кризис современной педагогики». Далеко не всякий студент прошлого и настоящего веков решился бы на такой дерзкий поступок… Да ещё суметь получить при этом золотую медаль!

Не пребывание ли в казарме подтолкнуло к мыслям о кризисе в педагогике? Текст дипломной работы не сохранился, но можно предположить, что Антона заботил кризис не в дидактике, а в теории воспитания…

После окончания Полтавского учительского института Макаренко хотел поступить в Московский университет, но закон не разрешал этого казённым стипендиатам. Нужно было бы вернуть в казну 592 рубля 26 копеек или отработать 6 лет в школе.

Антон едет в Крюков, где жила его овдовевшая мать. По сравнению с Полтавой это была провинция. Оставить мать в одиночестве он не мог, а требовать, чтобы она уехала от могилы отца, он даже не решился…

Вспомним пословицы: «Покояй матерь свою волю Божию творит», «Не оставляй отца и матери на старости лет, и Бог тебя не оставит».

 

 

 

Во главе большой школы

«Макаренко приступил к работе в Крюковском училище в должности директора» [7; 18]. Того самого училища, которое вынужден был покинуть некогда с незаслуженным позором. Вспоминается народная поговорка: «Бог правду видит, да не сразу скажет».

То, что Макаренко замечательно преподавал, и говорить не приходится. А вот о «внеклассной работе» сказать надо.

«Прекрасно проходили спектакли, диспуты, экскурсии. Слаженно пел хор, дружно играли оркестранты. Артистами и зрителями были ученики, их родители, учителя и рабочие, которые часто бывали в школе.

Для рабочих Макаренко организовал и вечерние курсы, на которых преподавал он сам и другие учителя школы» [7; 18]. Позже таких людей стали называть энтузиастами.

«Макаренко прекрасно понимал, что значит труд для формирования человека» [7; 10]. Перефразируя апостола Павла, большевики позже провозгласят: «Кто не работает, тот не ест».

Какие виды труда предложить своим ученикам?… Может быть, садоводство? Пусть школьники станут садоводами…» [7; 18]. Занимались огородничеством и садоводством. Соответственно, на белых нарукавных повязках были эмблемы с изображениями огурцов и вишен.

«И вот уже жители Крюкова видят как ежедневно строй ребят с развёрнутым знаменем, с песней идёт на работу, а через несколько часов так же торжественно возвращается. Вскоре традицией школы стал обязательный рапорт бригадира заведующему школой о проделанной работе, о поведении членов бригады, именно членов бригады, коллектива, а не отдельного ученика» [7; 18].

Что касается «армейского строя», маршей учащихся со знаменем, оркестром и песней (в военной форме!), т.е. «военизации», за которую потом Антона больно «клевали», то её привнёс брат Виталий, вернувшийся с фронта и ставший в школе А.С. Макаренко учителем. «А. великодушно пришёл мне на помощь и предложил место учителя в училище (спорт, рисование, математика). В училище я застал вновь сформированный коллектив педагогов, где были даже двое с университетскими дипломами» [12, с. 366].

Виталий отмечает, что «На первом плане были заботы о «хлебе насущном» и одежде… два года…(1917-1919), прошли под знаком крайних материальных лишений; власти сменялись чуть ли не каждые два месяца (большевики, немцы, вновь большевики, петлюровцы, антоновцы, григорьевцы и пр), и население было разорено…»

Прервём цитату, чтобы задуматься: каким же надо быть директором школы, чтобы управлять «образовательным кораблём» при стольких изменениях «политического климата»? Но это проблемы директора. А Виталий больше помнит, что «на рынке ни мяса, ни рыбы, ни масла, ни сахара, и даже простого хлеба не хватало» [12, с. 52]. Деньги никто не признавал. «Единственная возможность достать что-нибудь – обмен… так же трудно было с одеждой: наши ребята были плохо одеты, и А. был страшно рад, когда в интендантстве ему удалось получить 300 полушубков, которые в тот же день были розданы ученикам. Позже ему удалось получить ещё 300 пар валенок» [12, с. 52].

Вдумаемся только: власти то и дело меняются, голод, разруха, а директор школы умудряется одеть и обуть 300 учеников! Этот опыт потом ему ой как пригодился.

А военизация в школе появилась как-то незаметно. Виталий пишет: «Я донашивал ещё форменную одежду (кроме погон) … меня расспрашивали, об окопах, о ранениях и наградах. И как-то незаметно, без определённого плана, я стал заниматься с ребятами военным строем. Во время уроков гимнастики, несмотря ни на какую погоду, мы строились во дворе, перестраивались и затем уходили с песнями куда-нибудь в ближайшие окрестности… Вначале А. был против:

-  Я не хочу здесь заводить военную казарму!

…К счастью, …Крылов …убедил А., что военный строй применяется не только в армии. Он напомнил А., что военный строй… и у бойскаутов и в кадетских корпусах и имеет большое воспитательное значение. Так или иначе, но когда Крюков был занят немецкими войсками, у нас уже было своё знамя с двумя широкими лентами – жёлтой и голубой – цветами Украинской республики…» [12, с. 53]. С другой стороны по совету законоучителя о. Димитрия «Таня Королёва вышила текст из Евангелия: «Тако да просветится свет ваш пред человеком» [12, с. 54]. Это знамя носили до прихода большевиков.

Виталий вспоминает: «В одно из первых весенних воскресений 1918 г., сопровождаемые многочисленными родителями, мы совершили нашу первую военную прогулку в Деевский лес, в 3-х километрах от училища, где оставались целый день – пели, играли, варили кашу, вообще провели чудный день; тогда у А. исчезли последние сомнения относительно полезности военного строя» [12, с. 54].

Увидев, как дети увлечены военной эстетикой и романтикой, как «военизация» дисциплинирует детей, Антон берёт её в свой педагогический «арсенал» и не выбрасывает уже никогда.

Немного позже, к лету 1918 г., у нас уже был собственный духовой оркестр (существование которого подтверждает в своих воспоминаниях П.И.Карапыш) в 20 человек музыкантов, которыми управлял Краснов.

Наши военные прогулки стали регулярными. Деньги на покупку духовых инструментов мы получили из выручки за спектакли драматического кружка им. В.Г.Короленко» [12, с. 54].

Позже он скажет: «Оденьте коллектив в форму, и он наполовину в ваших руках». Впрочем, в этом он не был новатором. Уже давно (и даже в России) были отряды юных скаутов. 

Многие обращают на обилие в произведениях Макаренко военной терминологии. А мы бы сказали и о «военном стиле» в его мышлении, в его «педагогической логике». Возможно, это от увлечения с детских лет православным полководцем А.В. Суворовым и от книги Суворова «Наука побеждать». Для Макаренко воспитание — это не «воспитательные мероприятия» (по тому или иному поводу), а «борьба», «битва», «штурм», «операция», «взрыв».

   Цель их — не «сведения» в головах учеников и не «галочка» в отчёте педагога. И даже не знания и навыки. Цель — победа, практическое решение, достижение той или иной жизненно важной задачи, проблемы, этапа в достижении цели (продуктивный результат). И обретение опыта борьбы и созидания. Заметим, что по утверждению Макаренко, категория «цель» в педагогике разработана очень плохо.

Все, знавшие Антона Семёновича, удивлялись: как только у него на всё хватает времени? Где берёт он запасы энергии?

На простой ответ: «Бог послал», знавшие Макаренко, но забывшие Бога, были не способны.

Биограф вынужден констатировать: «Такова была его натура. Иначе жить он не умел!» [7; 19]. А мы бы сказали: «Такова его культура» и уточнили: «Такова его православная культура». Может быть, он и умел жить иначе, но не хотел. Лениться и зарывать таланты в землю было не в его правилах.

Но, как ни странно, в смутные 1918 и 1919 годы у Антона была отдушина. Это театральный кружок им. В.Г.Короленко. Антон был в нём администратором, суфлёром и лишь немного актёром. За два года кружок поставил «12 спектаклей, среди них «Касатка» и «Кукушкины слёзы» А.Н.Толстого, «Дядя Ваня» и «Вишнёвый сад» А.П.Чехова, «Женитьба» Н.В.Гоголя…»[12, с. 56]  и другие. Показывали в сравнительно большом здании и «театр» был набит до отказа.

По предложению Макаренко была создана ассоциация «АКО» (Ассоциация крюковских офицеров», которая для 15-20 местных офицеров сделала много хорошего. Помогала в организации досуга в помещении макаренковского училища (устроили буфет, бильярд, устраивали 2-3 раза в неделю танцевальные вечеринки). АКО помогала офицерам и материально. Виталий пишет: «он сделал это своей собственной властью, не  испросив разрешения у…начальства…Местные большевики были этим возмущены и донесли об этом в Управление южн. ж.д.» [12, с. 57].,

От описания причин, по которым Макаренко покинул Крюков, биограф ушёл, лишь загадочные «…», и далее: «в августе 1919 года Макаренко переезжает в Полтаву» [7; 19].

А на самом деле, причины были не только веские, но и весьма драматичные, наложившие свою печать на личность Макаренко и наполнившие «трюмы» его души на всю оставшуюся жизнь тяжёлым грузом человеческого горя. Мы уже упомянули, что в школе у Макаренко учителем физкультуры работал бывший царский офицер, прапорщик пехотного Саранского полка — вернувшийся с фронта младший брат Виталий.

«Виталия призвали в «красные командиры». Но Виталий вернулся с фронта весь израненный (его солдаты чуть живого вынесли на руках с поля боя) хотел продолжать оставаться учителем. Однако, альтернативой «красному командирству» могла быть лишь пуля в лоб. Виталий сбежал. Существует предание, что на вокзале он был с женой, которая была беременна. Он сумел влезть в переполненный вагон поезда на юг, но жена так и осталась на перроне — к его ужасу, она не смогла попасть в вагон…

И брат Макаренко больше никогда не увидит ни свою жену, ни будущую дочь Олимпиаду… А в доме «дезертира» (в доме его старшего брата Антона и матери) красными будет учинён обыск с погромом. «Позже, в одном из писем Виталию Антон писал: «После твоего ухода наш дом был, что называется, разграблен до нитки. Не только унесли всю мебель, но даже забрали дрова и уголь в сарае» [12, с. 63]. И сделали это красные.

Попав к Деникину, Виталий становится у него… сотрудником белой контрразведки… Жители Крюкова до сих пор помнят, что Виталий был «причастен к карательным действиям по отношению к красным в Крюкове, Кременчуге» [12; 139].

И хотя снова пришли белые, Макаренко понимал, что они уже не получат нужную поддержку и красные победят. Антон понял, что ему теперь с красными в Крюкове уже не сработаться. Ведь он «укрыватель дезертира», «старорежимный учитель», организатор АКО. Виталий пишет, что «А. это понял сразу, и, я думаю, это был одним из факторов, заставивших его покинуть Крюков» [9; с. 60]. Антон Макаренко спешно уезжает в Полтаву.

Там, в Полтаве, он даже ещё раз (увы! - последний раз в жизни!) встречается с братом Виталием. Скоро всё происходит именно так, как он и предполагал… Вот что кроется за типографскими тремя точками («…»).

Дальнейшая судьба А.С. Макаренко в чём-то созвучна с судьбой о. Павла Флоренского, который, не снимая рясы, участвовал в разработке советского плана ГОЭЛРО. Макаренко понимает, что сопротивление бесполезно и что надо учиться жить и работать в новых условиях. О. Павел Флоренский погиб в застенках. Макаренко чудом избежал такой же участи, но умер в 51 год….

В Полтаве Макаренко заведует начальным училищем имени князя Куракина.

С 7 сентября 1919 года он не только администратор и педагог. Он — в центре деятельности учителей разных школ и училищ Полтавы: выступает с большими докладами на учительских совещаниях, помогает организации профсоюза учителей русских школ, становится членом его правления, детского клуба в Полтаве, включается в работу городской библиотеки, заботится о её расширении и оснащении.

«Вскоре Макаренко получает новое назначение: он становится директором 10‑й Полтавской трудовой школы» [7; 19]. Казалось бы, живи и радуйся, работай, заводи детей, приусадебный участок… А каково на душе у Антона в это время?

Биограф пишет: «Но самое интересное и сложное, что станет делом всей его жизни, было ещё впереди» [7; 19].

 

 

 

2. Антон выбирает путь подвижника

 

 

Размышления о мотивах выбора Антоном нового пути

Далее биограф приводит фрагмент (обратим внимание!) из художественного произведения, где сам Макаренко излагает авторскую легенду относительно того, как его вызвал тогдашний как бы министр образования и поручил ему возглавить колонию для малолетних правонарушителей.

Правда, последнюю фразу первой главы: «Иди, действуй, дело святое» (слова Макаренко, курсив наш) биограф опустил. А зря…

На самом деле существует несколько версий относительно того, почему на самом деле Макаренко выбирает (подобно русскому витязю на распутье) самую опасную дорогу.

Возглавить колонию преступников человеку с таким слабым здоровьем и зрением означало не только расстаться с привычкой ходить в смокинге, сшитом у самого лучшего портного города, и в модных штиблетах. Не только надеть косоворотку, сапоги, шинель… На избранной им узкой и тернистой дороге можно было очень даже запросто расстаться с… жизнью.

И мы теперь знаем, что и действительно после этого выбора Антона его жизнь много-много раз висела на тоненьком волоске… И зарезать могли. И сам в приступе отчаяния чуть не застрелился, но Господь этого не попустил — воспитанники успели выхватить револьвер.

Так что же подвигло его добровольно вступить на опаснейшую тропу, где почти наверняка «убитому быть»?

Точно этого не знает пока никто…

Ну, а в качестве информации для размышлений напомним, что ему было 32 года, и он был, как говорят, «в возрасте Христа». Спаситель к этому времени уже заканчивал свою земную миссию, а Антон, возможно, вспоминая слова Печорина перед дуэлью, мог лишь повторить: «Я чувствовал в себе силы необъятные, но я не угадал своего предназначения».

Есть у нас догадка, что он серьёзно задумался о таких православных категориях как «спасение» и «совершенство». Он исполнял заповеди и мог надеяться на личное спасение. А вот чтобы достичь «совершенства» нужно было встать на путь подвига.

«В Евангелии говорится, что Христос спаситель ответил вопрошавшему Его юноше, что для получения вечной жизни необходимо соблюдать заповеди, и перечислил их. Когда юноша сказал, что все эти заповеди он исполняет от юности своей, и вопросил, что ещё недостаёт ему, Господь возвестил ему: «Аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение своё и даждь нищим: и имети имаши сокровище на небеси: и гряди вслед Мне, взем крест свой» (Мф. 19; 20–21 и Мк. 10; 21). На основании этих слов святитель Игнатий делает вывод, что «спасение возможно при сохранении имения, в жизни после мира, для снискания совершенства требуется предварительное отрешение от мира. Спасение необходимо для всех; снискание совершенства предоставлено произволяющим» (Соч., Т. 2. С. 341). Вот это очень и очень важно.

«На христианское совершенство святитель Игнатий смотрел как на высочайшую ступень возвышения, к которой бывают способные немногие» [31; 26]. Разве мог забыть Антон родителей, устраивавших бесплатные обеды для нищих?

Он раздал бы своё имение нищим, но у него имения не было. Его имением был пока он сам и его душа. Но кому и как он мог бы её отдать в той полноте, в какой требовала его совесть?

Казалось бы, что тут думать? Ты уже учитель, директор, уже имеешь возможность «сеять разумное, доброе, вечное». Нет, всё, что было полезного в его деяниях из перечислено выше, вовсе не оправдание в его глазах его собственного предназначения… Не соразмерно с данным ему Богом талантом («сил необъятных»). Всё, до сих пор им сделанное и достигнутое, не спасало от угрызений совести за талант, как бы ещё зарытый в землю.

Для «необъятных сил» его души, соразмерных полученному таланту, он непременно должен был встать на путь ещё более трудного социального служения. Это наш домысел, но то, что мы знаем о поиске Антоном его предназначения, позволяет нам так думать.

Интересны соображения современного студента Д.Г. Рублёнова, изложенные в его статье «Педагогическое творчество А.С. Макаренко в контексте важнейших принципов православной педагогики». «Педагог призван актуализировать самое глубокое, «святое» в собственной личности…» [19; 111–112].

Вот так, ни много ни мало. Да ещё и «делая это доступным и понятным для воспитанника… В педагогике Макаренко данный принцип проявляется, прежде всего, в уважении к воспитаннику за его социальные достижения и качества» [там же]. Хочется сказать «Устами младенца…». Да какой же это младенец? Хоть и студент, а слышится «глас мужа».

Миссия педагога актуализировать в себе святое. Так мыслит современный студент — автор статьи. А теперь давайте вспомним, чем заканчивается своеобразный пролог к роману Макаренко «Педагогическая поэма»? Словами-напутствием «…иди, действуй — дело святое».

Так определил своё будущее дело сам Макаренко! Интересно отметить, что этого пролога в первой редакции романа не было [24]. Наверное, не случайно Макаренко вставил текст про «дело святое». И вставил «значительно позже, когда была закончена первая часть» [24; 91]. Значит, придавал ему большое значение.

А позже он писал: «Это поэма всей моей жизни, которая хоть и слабо отражается в моём романе, тем не менее, представляется мне чем-то «священным» [27; 3].

 Сообщить о такой необычной оценке писателем своего произведения сочла нужным составитель первого полного текста романа С.С. Невская. Сверенный с рукописью автора текст, впервые был издан лишь в 2003 году (к 115‑летию А.С. Макаренко).

Так что гипотеза о том, что мотивом к вступлению в самую трудную полосу своего педагогического подвига (а мы знаем, что она непрерывно продолжалась 16 лет!) могло быть желание встать на путь православного совершенства имеет под собой некую «почву», имеет некий резон. Нашу статью можно воспринимать как попытку рассмотрения этой гипотезы на имеющихся у нас материалах.

Может быть и сам Макаренко, приступая к работе над романом, имел в глубине души намерение осуществить художественное исследование собственного жизненного подвига с позиций этой же гипотезы. Но в ситуации вынужденной конспирации он должен был действовать со «скрытой позицией». Пусть читатель догадывается, а он сам как бы «ничего такого и не говорил»…

Заметим, что А.С. Макаренко трудился над текстом романа десять лет (из 51‑го года, отпущенного ему судьбой). Пятую часть всей своей жизни.

Насколько он действительно последовал «вслед» Христу, судить не нам. Но исследовать его путь и в этом отношении наш долг.

Прежде всего, о выборе конкретного пути.

Какое дело могло быть самым святым для Макаренко в его возрасте, который принято называть «возрастом Иисуса Христа»? И именно в то историческое время (время катастроф). И именно там — в Полтаве? И при том, что он теперь не только профессиональный педагог, но и высокообразованный специалист, отмеченный золотой медалью. К тому же выбравший этот «крест» в зрелые годы и вполне сознательно.

Ему не трудно было увидеть, что больше всего в те годы в помощи нуждались дети и юноши, попавшие волею судеб (и часто вовсе не по своей вине) в темницы, и дети, нечаянно оказавшиеся без родителей, без крова, без пропитания. Позже он скажет, что нет малолетних правонарушителей, а есть дети, попавшие в трудную жизненную ситуацию, и, что на их месте он был бы таким же. При этом он видел, что так понимали тогда очень немногие.

И он решил в меру сил помочь таким детям и подросткам. Не как судья. Не как педагог. А, скорее, как врач. Вот почему, как мы считаем, своеобразное вступление в «Педагогической поэме» он заканчивает словами «дело святое».

Вспомним: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные» (Мф. 9; 12).

«Да будете сынами Отца вашего Небесного; ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных.

Ибо, если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то ли делают и мытари?» (Мф. 5; 45–46).

Как мы теперь знаем, никто Макаренко не поручал стать начальником колонии. Он сам напросился. Сам выбрал себе судьбу нести этот крест.

Оказалось, что и на этом пути тоже «требуется предварительное отрешение от мира». Требуется не кем-то, а лишь «собственным произволением». И он, сугубо городской житель, уехал по грязной просёлочной дороге в некие Трибы, что в лесу в восьми километрах от Полтавы. Он добровольно отказался от городского комфорта, от театров (которые очень любил), от шумного светского общества (в котором блистал игрой на скрипке, стихами, юмором и личным обаянием).

И лишился он всего этого сугубо добровольно. И добровольно ушёл в свой педагогический скит, чтобы строить в лесной глуши с кучкой отверженных мира сего новую жизнь для них и для себя.

Вспомним: «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель и многие идут ими; по тому, что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» (Мф. 7; 13–14). «Какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит?..» (Мф. 16; 26)

Потом его не раз будут укорять коллеги за то, что он пренебрегает личной жизнью. И женщины будут пытаться вводить в соблазн. Но, как мы знаем, он обзавёлся семьёй лишь к сорока годам…

Когда целая делегация от родителей школы в Крюкове приедет уговаривать его вернуться директорствовать на прежнем поприще, он, к их величайшему удивлению, категорически откажется… Почему? Зачем?

Не для того ли, чтобы много позже Макаренко мог сказать, что стал совсем другим человеком, что его можно «заново регистрировать в загсе»?..

Мы не нашли текста, где бы он употребил формулу «я стал совершеннее». Но в оценке своих качеств как педагога, как организатора трудовой общины Макаренко не страдает излишней скромностью. И, полагаем, правильно делает. Он показывает на личном примере, что и обычный человек (а он много раз утверждал, что он обычный) может своим трудом достичь профессионального мастерства. И это не кокетство и даже не скромность, а утверждение человека, достигшего определённого результата опытным путём.

И те, кто твердят о таланте Макаренко, о его гениальности сами не понимают, сколь вредную услугу они ему этим оказывают.

Макаренко всеми силами пытается доказать, что то, что делал и сделал он, доступно при желании и упорстве любому добросовестному человеку. Даже и не педагогу по профессии.

Откуда возможно набрать добросовестных воспитателей, Макаренко не показал, он сам всегда испытывал большие трудности с поиском кадров. Но он показал, как их можно воспитать. Показал, что называется, всю «кухню» этого долгого и трудного дела.

На Международном макаренковском семинаре в Полтаве в 2002 г. было сказано о «перерождении» учителя в педагога» [9; 391], но, полагаем, изменения были гораздо более значительными. Их в своё время уже заметил писатель А.М. Горький, который написал ему в своём последнем письме, незадолго до своего ухода из жизни: «хорошую вы себе душу нажили, отлично, умело она любит». С новой душей, во всяком случае, с душей похорошевшей (мы бы дерзнули сказать — с душей усовершенствованной), наверное, можно было бы говорить если и не о новом рождении, то о некотором продвижении в совершенстве. И вот эта тема нам представляется ещё очень и очень плохо исследованной в научном макаренковедении.

А «перерождение» обычного учителя А.С. Макаренко в прекрасного воспитателя…

Как это всё случилось? Самому Макаренко понадобилось написать для ответа на этот вопрос роман в 660 страниц. Наш текст раз в десять меньше и мы не претендуем показать лучше самого Макаренко. Но теперь мы имеем возможность осмыслить его путь глазами современного человека и имеем возможность говорить открыто о том, о чём он не имел возможности вообще писать. В лучшем случае предпринимал попытки изъясняться эзоповским языком.

Нет, не случайно одна из глав его будущего романа будет названа «Подвижники соцвоса»…

 

 

 

Жуткое начало новой колонии

По воспоминаниям одного из первых колонистов «в семи километрах от Полтавы, точно отпрянув от большой дороги, кишевшей бандитами, четыре обглоданных кирпичных домика затаились в лесу. Ни окон, ни дверей, ни печей» [40, с. 41].

А это сам Макаренко: «Четвёртого декабря в колонию прибыли первые шесть воспитанников и предъявили… какой-то сказочный пакет с пятью огромными сургучными печатями. В пакете были «дела». Четверо имели по восемнадцать лет, были присланы за вооружённый грабёж, а двое были помоложе, и обвинялись в кражах…» [7; 22].

С.А.Калабалин (прибыл в колонию восьмым): «Мы, первые воспитанники …не обещали ничего хорошего. Сами о себе говорили: «Мы – пропащие организмы. Только один Антон Семёнович был глубоко убеждён, что мы не «организмы», а люди, которые могут всего добиться.

- Вы на себя наговариваете, - говорил он. Зачем вы оскорбляете своё человеческое достоинство неверием в себя?…надо…сердито верить и бороться» [40, с. 41].

Воспитанники не хотели работать, не желали убирать за собой постели, носить воду для кухни, придерживаться какого бы то ни было режима, а воспитателей просто не замечали. Обжившись на новом месте, они стали грабить на дорогах, ведущих к Полтаве, а в колонию ходили, чтобы делить добычу, есть, и спасаться от зимних холодов. «Философия» этих молодых людей — это философия паразитов. Им хотелось есть — и они добывали себе еду воровством. Они мёрзли и, чтобы затопить печь, разбирали забор или жгли мебель [7; 22].

«Жизнь наша сделалась печальной и жуткой, — вспоминал потом Макаренко. — Я ещё не терял надежды, что придумаю способ договориться с воспитанниками» [7; 23].

«Первые месяцы нашей колонии для меня и моих товарищей были не только месяцами отчаяния, но и месяцами поиска истины. Не только поиска истины, но и поиска элементарных средств к существованию.

Прежде всего, воспитанников надо было кормить, но где взять еду? В «Педагогической поэме он не мог сказать правды о том, что новая власть, отдав ему на перевоспитание малолетних преступников часто просто «забывала», что они тоже люди, и что они каждый день должны что-то есть…

«Антон Семёнович ходил по хуторам, добывал молоко и сушёные фрукты... Как это ему удавалось, трудно сказать. Граки ничего не хотели продавать «босякам», а если и удавалось кого уговорить, так не за деньги, а в обмен на вещи…». Прервём цитату, чтобы вспомнить, что нечто подобное было в опыте Макаренко и в 1917 – 1918гг. Уже был какой-то опыт. Но теперь было хуже; «…Антон Семёнович отдал своё пальто и потом несколько лет ходил в шинели». Наверное, шинель одел первый раз в жизни… Что он мог ещё отдать своим несчастным питомцам?

Но с поиском продуктом он хоть как-то управлялся. Труднее было пробиться к душам озверевших великовозрастных человеческих детёнышей.

«Я во всю жизнь не прочитал столько педагогической литературы, сколько зимою 1920 года». И что же в итоге этого чтения? «Я с отвращением и злостью думал о педагогической науке: нет ни метода, ни инструмента, ни логики, просто ничего нет. Какое-то шарлатанство»! «Меня угнетала мысль: неужели я так и не найду, в чём секрет?»

При этом не следует думать, что Макаренко был совершенно неумелым воспитателем. Он умел многое, но это были бандиты, воры и беспризорники, а не «просто дети». И с большим опытом преступлений, опытом выживания без всякой помощи от взрослых…

Можно было всё бросить и уехать. Многие бы так и поступили. Макаренко потом скажет, что он, наверное, единственный в стране, кто проработал начальником детской колонии восемь лет.

Но не той закваски был Макаренко. Он мог отступать, и ему приходилось отступать. Но он не мог допустить, что может быть побеждён.

 

 

 

Первый «взрыв»

…В колонии не было дров, надо было идти в лес рубить дрова. Воспитанники категорически и очень грубо отказывались выполнить приказание заведующего колонией.

В приступе отчаяния возмущённый до глубины души Макаренко ударил по лицу самого наглого, фактически ставшего главарём образовавшейся в колонии банды. Сбив с ног, ударил ещё два раза.

«Эффект превзошёл ожидания самого Макаренко», — пишет биограф [6; Т. 4, 23],

Но дело в том, что ожидания могли бы быть, если бы эти удары были умышленными. Отнюдь. Но, тем не менее, Макаренко, осознавший, что его за это могут просто убить, волевым усилием вернул самообладание и… пошёл с этими бандитами (вооружив их топорами!) в лес.

Это был сверхрискованный поступок, но воспитанники оценили смелость и мужество начальника. Они просто не могли не оценить такой невиданной и даже немыслимой смелости. Смелости человека маленького роста, слабого здоровья и почти слепого из-за сильной близорукости.

Тогда они полностью справились с задачей по заготовке дров. Но разве победа была в обеспечении колонии топливом! Макаренко победил в другом…

Теперь мы знаем, что тот, кого Макаренко ударил (это был Семён Калабалин), стал позже его коллегой, многие годы и до самой смерти был замечательным директором многих детских домов. Знаем, что он в своей автобиографической книге «Бродячее детство» назвал полученные от Макаренко удары «живительной оплеухой».

Но сам Макаренко много раз повторял, что это не было наказанием. И требованием это тоже не было. Это был взрыв.

Первое, что он сказал завхозу после «происшествия» (и сказал сокрушённо): «Впервые в жизни ударил человека». И много лет потом публично раскаивался в случившемся. А давайте подумаем: кто из начальников колоний в годы гражданской войны стал бы по такому поводу переживать? Тем более, что именно после этих трёх ударов по физиономии бандита, у которого, по его же словам, была «бычья сила» и который признался позже в своей книге, что мог тогда убить Макаренко одним ударом.

Сам Макаренко, в отличие от его биографа, вовсе не в восторге от содеянного им. Однако, по воровским законам, теперь именно он, ударивший обидчика-атамана и не получивший ответного и смертельного удара, сам становился («автоматически») атаманом.

Биограф пишет, что «теперь он, Антон Семёнович мог предъявлять воспитанникам свои требования» [7; 23].

И эти требования выполнялись безоговорочно. Такова бандитская психология.

То, что ребята воспринимали и через семь лет Антона атаманом, подтверждает и Н.Ф. Остроменцкая, работавшая у Макаренко летом 1927 г. клубным работником. В статье «Навстречу жизни» (Журнал «Народный учитель», 1928., № 1–2. Янв. — февр. С. 42–77) она пишет: «…Макаренко для них — нечто вроде атамана, живущего их жизнью, их интересами, только ведущего их не на грабежи, а в новую трудовую жизнь». Начальник колонии совершенно не гнушается «видом… всегда уравновешенного и шутливого главаря …именно главаря…» [Там же]. «Макаренко ребята больше чем любят, они им восхищаются» [Там же]. Но это впечатление 1927 г. А в 1920-21 гг. это только начиналось.

Остроменцкая писала: «Макаренко умеет не забыться, он играет, он хороший актёр, и никогда не переигрывает, его публика всегда им заражена и покорена, он всегда ведёт её за собою. Сам он о себе говорит: «Я не педагог, я актёр» [Там же].

После того первого «взрыва» (зимой 1920–1921 гг.) забрезжила первая надежда на перелом к лучшему в этой колонии. Макаренко откровенно признавался, что в начале в колонии им. М. Горького было много «педагогических преступлений» и, понимая, что без них в тех условиях не было бы ни расцвета колонии, ни (ещё позже) появления Коммуны, он, тем не менее, не возводит в принцип ни метод применение физического насилия, ни какие-либо другие «педагогические преступления».

При этом он утверждает, что вообще нет таких методов, которые во всех случаях были бы полезными или вредными.

Такие взгляды Макаренко очень не нравились (и теперь не нравятся) педагогам «урокодателям» и чиновникам от образования, которые ждали и ждут «чёткой и определённой инструкции», в которой было бы на все случаи педагогической жизни и работы расписано «что такое хорошо и что такое плохо». Как часто после случившейся беды педагоги оправдываются: «Мы не виноваты, мы действовали по инструкции». Макаренко был за то, чтобы педагоги действовали по здравому смыслу и по совести. И чтобы был результат.

«Знаменательно, что, не найдя в педагогической науке нужного ответа на вопрос о том, каким путём лучше воспитывать человека, Макаренко часто опирается на свою духовную интуицию, веру в духовные возможности человека и христианские традиции. Так, в основу организации детского коллектива и коллективной деятельности в колонии ложатся традиции соборности, а некоторые его действия перекликаются с библейскими эпизодами. Всем известны слова притчи о блудном сыне» [20; 104]. Вспомним, как ушёл с приятелем-вором из колонии Семён Карабанов и как боялся, что его Макаренко не примет обратно. А получилось как в той самой притче…

А что этому предшествовало? Не только подвижническая забота воспитателей о хлебе насущном для воспитанников и крыше над головой.

 

 

 

Победа над тифом и не только…

Напомним, что в те годы огромное количество детей и взрослых умерло от тифа. 

«Мимо колонии по большаку Харьков – Полтава шли люди из центральных губерний России, спасаясь от голода и тифа. Воспитатели выходили на шлях и делились с детьми своим скудным пайком, а матерям отдавали что-то из одежды. Мы видели это, и по их примеру тоже часто выносили на шлях свою фунтовую «пайку» хлеба и пшённую кашу». По воспоминаниям С.А.Калабалина, они, первые колонисты,  намеревались сбежать, как только наступит лето. Но, как вспоминает «весною никто не ушёл. За зиму коллектив окреп, мы изобрели увлекательную отрядную систему. Почти все первые колонисты стали первыми командирами и ядром будущего большого колонистского коллектива» [40, с. 42].

Иногда в детских интернатных учреждениях существует как бы два несоприкасающиеся мира. Взрослые живут где-то, а воспитанники  в своего рода казарме. Так было и в интернате, где с 1-го по 3-й класс воспитывался один авторов этой книжки. Только у директора была квартира в том же здании. Но и у неё был отдельный выход во двор… У Макаренко тогда было совсем не так. «Воспитатели во главе с Макаренко делили с нами все невзгоды жизни, и за это мы их полюбили». [40, с. 42]. Эти слова могут показаться «дежурными словами», словами вежливости. А что стоит за ними? Вот представьте: зима, голод, в колонии уже 32 голодных воспитанника. Оказалось, что отдать придётся много больше, нежели модное пальто…

Однажды случилось нечто страшное: в колонии началась эпидемия тифа. Из 32-х воспитанников «за неделю свалились почти все ребята и воспитатели. Не сражёнными остались только Антон Семёнович, воспитательница Елизавета Фёдоровна, повариха Ефросинья Фёдоровна, завхоз Калина Иванович и я» [40, с. 42]. Это пишет С.А.Калабалин. Антон Семёнович и Калина Иванович пилили дрова, а я их колол и топил печи. В спальню к больным, кроме Антона Семёновича и меня, никто не имел права заходить» [40, с. 42].

Здесь хочется сделать некоторое отступление, чтобы вспомнить стихотворение А.С.Пушкина и эпизод, по поводу которого оно было написано.

 

Клянусь: кто жизнею своей

Играл пред сумрачным недугом,

Чтоб ободрить угасший взор,-

Клянусь, тот будет Небу другом,

Какой бы не был приговор

Земли слепой.

 

А.С.Пушкин «написал это, когда узнал о приезде государя в Москву во время ужасов холер, - черта, которую едва ли показал кто-либо из венценосцев» [40, с. 42]. Это Н.В.Гоголь по поводу стихотворных строк.

А вот теперь внимание! Сухое, почти протокольное сообщение от С.А.Калабалина: «Елизавета Фёдоровна как могла, лечила ребят, а мы с Антоном Семёновичем оставались на всю ночь с ними. Кормили их, читали им книжки, рассказывали сказки. Бывало, Антон Семёнович своей шинелью прикрывал и сам ложился рядом, чтобы теплом своего тела отогреть его. Так иногда поступал и я» [40, с. 42]. Вдумаемся только: ложился к умирающему от тифа, чтобы согреть его теплом своего тела…

Какие стихи написал бы А.С.Пушкин о таком самоотверженном подвиге Антона и Семёна «пред сумрачным недугом»? Быть в городе, где эпидемия и лечь в кровать к тифозному это, полагаем подвиги разной степени риска…

Интересно, что Елизавета Фёдоровна считала именно эти поступки Антона тем, что, наконец, растопило отчуждение между озверевшими в их прежней жизни воспитанниками и воспитателями. Только самоотверженность на узенькой тропе между жизнью и смертью, на волоске от смерти оказалась спасительной для колонии, её чад и их пастырей.

Кто, кроме православных христиан может так рисковать своими жизнями ради детей?

Вторая надежда на улучшение жизни в колонии, переросшая в уверенность появилась после победы над тифом. Следует, видимо, добавить, что победа над тифом потребовала тогда ещё несколько подвигов. Надо было на санях переправить больных в городскую больницу. Больница была переполнена умирающими, и устроить туда детей Антону было очень не просто.

Ещё труднее было добиться, чтобы колонистов разместили в отдельной палате. Антону Семёновичу пришлось идти на то, чтобы предложить…взятку. Это он-то «учитель из идейных», «борец за честность и нравственность» и… взятка! Он предложил медсестре мешок муки. По тем временам это огромная взятка! А та ещё и покуражилась над ним… Но сносные условия она детям обеспечила, а Макаренко потом доставил ей на квартиру мешок муки. Для воспитанников он был готов жертвовать и жизнью и совестью. Для него они те самые «други своя». А для окружающих он даже и не блаженный, а просто «дивак»…

 «Все ребята выздоровели и вернулись в колонию. Калина Иванович по этому поводу умилялся:

- Ты подумай – не сдались, выжили, паразиты! Какой-нибудь сытый буржуй подох бы, ей Богу! А с нашими тифа не справилась… А ведь факт, все переболевшие и лицом стали краше, и какими-то стали светлыми, чистыми…Вот и Семён как-то сказал мне «Знаете, Антон Семёнович, после тифа наши ребята какие-то другие стали, добрые, нежные что ли». Так ты сказал, Семён?

- Так, - смущённо сказал я… мы сами чувствовали в себе обновление…» [40, с. 42].

Вот с чего началась любовь воспитанников. «Негласно мы оберегали их от шнырявших кругом бандитов: караулили квартиры воспитателей. Дозорные следовали за ними, когда они ходили на хутора, чтобы достать продукты» [40, с. 42].

И произошло выздоровление. И телесное и духовное.

Сам Макаренко писал позже: «Личное оздоровление в замечательном детском обществе… сам заразился пафосом устремления коллектива» [27; 687].

Очень важная саморефлексия: «личное оздоровление».

О себе в третьем лице он писал: «Он сознательно отдаёт себя в его власть и с мудрой осторожностью сдерживает фонтаны чудесной энергии» [Там же, в плане-конспекте начатого романа]. «Он становится исполнителем этой новой замечательной стихии растущего молодого общества. Он переживает общую юношескую мечту и начинает верить в новую богатую жизнь» [там же]).

 

 

 

Целительная сила труда

Потом длинная история о том, как Макаренко выпросил ордер на разграбленное селянами бывшее имение Трепке, восстановил его, отдал нищим и ушёл  со своей «голоногой армией» завоёвывать новые рубежи. Трудности, битвы, победы...

Прошло несколько лет и его начинают цитировать. «Главной точкой в процессе перевоспитания колонистов стала «хозяйственная забота», — писал Макаренко в статье «Очерк работы Полтавской трудовой колонии им. М. Горького», — отмечает Н.Ф. Остроменцкая. Она выбирает для цитирования: «…труд в условии коллективного хозяйства для нас ценен только потому, что в нём в каждый момент присутствует экономическая забота, а не только трудовое усилие. Хозяйственная (экономическая) забота, с нашей точки зрения, является элементарным объектом воспитания» [Там же]. Макаренко в середине 1920‑х годов говорил не просто о «хозяйственной заботе», а об «экономической заботе».

В этом отношении имеет смысл вспомнить о повести иеромонаха Тихона начала XX века «Архиерей» (переиздана на Украине в 2004 г. по благословению и с предисловием архиепископа Сумского и Ахтырского Иова и переиздана в 2007 г. в Москве по благословению архиепископа Запорожского и Мелитопольского Василия). Там приводится история, как с благословения одного из архиепископов в одном из поволжских городов два приходских священника организовали необычный приход из жителей ночлежек и сообща (на купленном для того церковью месте) стали строить жилые дома для тех, кого ныне называют бомжами.

Получилась своеобразная трудовая община. До этого ночлежников пытались воспитывать в этом городе только проповедью и милостыней. Архиепископ и его сподвижники достигли успеха, когда обеспечили возможность своим пасомым построить достойное человеческого образа жильё собственными руками.

Поскольку эта повесть впервые была опубликована в начале XX века, то вполне вероятно, что с этой необычной историей познакомился начинающий педагог Антон Семёнович Макаренко. Это интересно тем, что зимой 1920–1921 гг. А.С. Макаренко увлёк воспитанников идеей восстановления жилых домов соседнего разграбленного помещичьего имения.

Интересно, что когда был получен ордер на постройки и поля бывшего имения, завхоз колонии Калина Иванович сказал: «просите и обрящете, толците — и отверзится, и дастся вам» [27; 49]. Это в современном переводе «Нового завета»: «Просите, и дано будет вам; ищите и найдёте; стучите и отворят вам…» (Мф. 7; 7). Макаренко поясняет успех с получением брошенного имения словами из Евангелия, хотя и не сам, а как бы устами завхоза Калины Ивановича…

Вернёмся обратно в 1921 год.

Колонисты активно приступили к восстановлению построек имения Трепке. Это им не сулило ни повышения в зарплате, ни «сокращения зоны обслуживания». Совсем наоборот! На восстановление имения нужно тратить средства, силы, время. А в итоге власти добавляют всё новых и новых беспризорников…

Ради чего же? Макаренко понимает, что воспитанники, отрицавшие до этого всё, что исходило от педагогов, тем не менее, охотно возьмутся за работу, чтобы обеспечить себя нормальным жильём. Так оно и получилось. И с этого и начался уже весьма заметный успех, ставшей позже знаменитой на весь мир «Колонии имени А.М. Горького».

Заметим, что в обоих случаях (в повести иеромонаха Тихона «Архиерей» и в романе А.С. Макаренко «Педагогическая поэма») использовался труд и не только как «усилие», как «трудотерапия», как «хозяйственная забота», но и как «экономическая забота» каждого члена общины. Для организаторов обеих общин общая забота об улучшении жизни была «элементарным объектом воспитания».

Прежде чем удалось перебраться в заброшенное имение Трепке, его пришлось восстанавливать самим колонистам целых два года!

 

 

 

Борьба с самогоном и бандитами

Заручившись в милиции особым письменным разрешением, Макаренко смело проводит «операции» по борьбе в соседнем селе с самогоноварением. Они уничтожают запрещённые законом самогонные аппараты.

Одновременно Макаренко организует «сводный отряд» по охране ближайших дорог, охране леса от порубщиков-браконьеров. И при этом он вооружает воспитанников револьвером.

Заметим, что и спустя несколько лет в колонии будет целый «сторожевой отряд». Н. Остроменцкая: «Это рискованный эксперимент»: бывшие правонарушители, вооружённые винтовками и револьверами, днём и ночью охраняющие колонию. В действительности эксперимент с беспризорными и винтовками не так опасен, как об этом принято думать. Атмосфера доверия и уважения для большинства — половина исправления» [там же]. Благодаря этому отряду «можно спать с открытыми окнами и, даже уезжая на несколько дней не запирать их» [там же]. Но это через несколько лет.

 

 

 

О военных играх и театре в колонии

Устраивать приключения для воспитанников по охране «большой дороги»  с оружием и уничтожением крестьянских самогонных аппаратов долгое время невозможно. И Антон постепенно переключает жажду приключений на… деятельность игровую и театральную.

С.А.Калабанин вспоминает: «Особенно любили мы военные игры. Антон Семёнович и здесь всегда был с нами. Играли и другие воспитатели, технический персонал и даже сельские ребята – наши соседи…» [40, с. 51]. Прервём цитату, чтобы вспомнить про «Бородинское сражение», которое Антон учинил в Долинской в 1912 году. Опыт пригодился. «…Надо обнаружить знамя противника и овладеть им. Действовать приходилось в радиусе до 20 километров. Мы разделялись на две партии. Антон Семёнович обычно возглавлял одну из них. Он не только не тяготился игрой, а, напротив, очень увлекался ею: наравне со всеми бегал, прятался, маскировался. Такие игры воспитывали в подростках качества будущих воинов: смётку, выносливость, готовность жертвовать собой во имя чести коллектива» [40, с. 51]. 

Пригодился Антону и опыт по организации театральных спектаклей.

«Однажды мы организовали в колонии театр. Настоящий театр, со сценой – просторной и высокой, со сложной системой кулис и суфлёрской будкой. Пьесы мы ставили серьёзные, большие в четыре-пять актов, и работали над спектаклями долго и терпеливо. Уже после третьего спектакля слава о нашем театре разнеслась далеко за переделами Гончаровки. К нам приезжали крестьяне из соседних сёл, приходили рабочие железнодорожники, а скоро стали приезжать и городские жители. Антон Семёнович обычно был за суфлёра, а иногда играл одну из главных ролей» [40, с. 51]. Макаренко писал, что за зимний сезон в колонии ставилось до 40 спектаклей. Практически, премьеры были каждую субботу.

Читая воспоминания С.А.Калабалина, как-то забываешь, что Антон очень плохо видел, что без очков мог идти только, если вели под руки…

 

 

 

О всеобщем любимце Козыре и Силантии

А тогда, на заре колонии, появился в ней сорокалетний Козырь — колёсных дел мастер сорока лет. Попросился жить в колонии. Ему это позволили. А ведь этот Козырь «осенял себя крёстным знаменем при всяком подходящим случае» [27; 56] и скоро, как пишет Макаренко, «Козырь стал общим любимцем колонистов» [Там же]. «Даже больше: Козырь сыграл определённо положительную роль в воспитании обращения к религии» [Там же]. Козырь буквально при помощи одного крёстного знамения умел делать солидные коммерческие дела; к нам без всяких хлопот привозили ободья и даже денег немедленно не требовали. Дело в том, что он действительно был замечательный колёсник, и его продукция славилась далеко за пределами нашего района» [27; 57].

Козырь был «тих, вежлив», а его жена «отличалась действительно сумасшедшим характером», она на него кричала, он её очень боялся, а «для ребят сделалось истинным наслаждением защищать Козыря» [27; 56].

Почему Макаренко показал этого первого взрослого добровольца-колониста, самого умелого и успешного работника человеком сугубо православным? Макаренко явно симпатизирует православному умельцу. Почему Козырь — «одна из центральных фигур повести»? [27; 699].

Среди взрослых, попросившихся в колонию, оказался и другой верующий крестьянин — Силантий. Этот человек — мастер на все руки. Он всегда там, где труднее. К его помощи часто прибегают и ребята и взрослые.

Интересно, что их обоих напрочь убрали при экранизации «Педагогической поэмы» (вышла в 1953 году), несмотря на то, что сам Макаренко про Козыря написал: «одна из центральных фигур повести»…

Повторяя Христа на каждом шагу, он всё-таки безоглядно повторяет «реакции коллектива даже в церковных вопросах» [30; 693–694]. Если на эту краткую характеристику Козыря смотреть с атеистическим предубеждением относительно Макаренко, то Козырь — инструмент атеистической борьбы и его следовало бы цензорам беречь, но ведь именно ему не повезло больше, чем Силантию. Того хоть оставили в пьесе «Колонисты» (спектакль Ленкома середины 1970‑х гг.).

Козырь и Силантий — два взрослых человека, попросившихся в колонию, принятых сразу же и охотно Антоном Семёновичем. А Силантий, вообще, был принят даже без всяких документов, удостоверяющих его личность. В Козыре Макаренко сразу заметил «блестящие задатки подвижничества» [30; 56].

 

 

 

О «болтающей интеллигенщине»

Совсем иначе А.С. Макаренко относится к светской интеллигенции. «Интеллигенщина произносит марксистские слова… она только болтает и пишет…эта болтающая стихия не способна заметить деловое движение…Она сгрудилась в прокуренных комнатах наркомпросов, она завалена планами и организаторскими бессильными мечтами, она не способна видеть, что где-то живут живые люди…» [27; 686].

«К миру болтающей интеллигенции присоединяется комсомол…» [27; 687].

Досталось от Макаренко и большевикам: «Мало ли чего эти большевики говорят, так не всё ж на правду переводится» [27; 54]. Не случайно эта фраза, вложенная в уста завхоза колонии Калины Ивановича, была на десятки лет вычеркнута из романа цензурой.

И следующий абзац из текстов Макаренко мог увидеть свет только в наши дни.

Бунт личности, «не желающей быть подхваченной никакими вихрями» [27; 686]. Это Макаренко о себе. «Последние отзвуки потерь, в том числе потери брата белогвардейца. Почти контрреволюционное настроение…

Отчаянное презрение к городским болтунам и к бессильному стремлению что-то организовать, к воскресникам и к трудовой повинности. Презрение к глупому бессильному сентиментализму интеллигентщины. Руки хотят работы, и сохраняется целостный взгляд на всё, не трусливый и не теряющий… и всё закипает в энергии борьбы воли с десятками разрозненных блатных воль. Это не педагогическая работа, это выход здоровой энергии» [Там же].

Заметим, что начало обнародованного текста романа весьма и весьма отличается от этого первоначального замысла. Ни слова о потере брата-белогвардейца. Куда-то очень глубоко спряталось «почти контрреволюционное настроение»…

 

 

 

Об общинножитии

Становление колонии проходило трудно. Множество рецидивов. То драка с применением ножей, то карточные игры на деньги…

Вспомним: «Ищите прежде всего Царства Божия и правды его…» (Мф. 6; 33).

Правомерно ли говорить о том, что Макаренко в колонии искал Царства Божия и правды его? Полагаем, что да. Даже, если и осознавал он это иначе…

И, прежде всего, это проявилось в том, что он, создавая колонию как общину, следовал традиции общежительных монастырей. Мог ли он не знать о введении общежительного устава в одном из первых на Руси монастырей, основанного его тёзкой Антонием Печерским? Мог ли не знать о введении общежительного устава пр. Сергием Радонежским? Мог, знал и не мог не знать, поскольку увлекался работами историка Ключевского, а тот посвятил вопросу о монастырском общежитии достаточно много внимания.

И, полагаем, эта «общежительность» (как и вообще общинность в менталитете русского народа) — один из главных православных корней педагогического опыта Макаренко. И это не только исток, но и ствол во всём педагогическом опыте А.С. Макаренко. По крайней мере, ствол в опыте с 1920‑го по 1936‑й годы.

Но этот вопрос требует особого изучения. Заметим, кстати, что в последние годы жизни Макаренко начинал работу над учебником истории и мечтал написать художественное произведение о Владимирской Руси.

 

 

 

Имение - нищим

Наступило время, когда Макаренко и его воспитанники всё-таки отдали имение нищим. Восстановленные и приумноженные за пять лет постройки имения Трепке дети отдали…нищим взрослым! Да, да, дар этот получила ещё молодая сельскохозяйственная коммуна.

Могут сказать, что юные колонисты и себя не обделили. Они взяли с собой ни много, ни мало, а 40 товарных вагонов имущества. Целый железнодорожный состав! Одних породистых свиней увезли более трёхсот. Всё так, но они ведь это повезли в другую колонию. Под Харьков, где обреталось около трёхсот бандитов, воров и маленьких оборвышей. Если 40 вагонов добра были и не подарком, то, во всяком случае, «приданым».

Пропустим замечательный эпизод «Завоевания Куряжа» (то, как 120 «горьковцев» перебрались в Куряжскую колонию, и мирно «завоевали» «армию» тамошних бандитов и жуликов). Если считать, что среди 120 «бойцов» Макаренко было 40 «новобранцев», которых никак ещё нельзя было считать своими союзниками, то «армия», сопротивление которой нужно было преодолеть по численности почти в четыре раза превосходила «армию» Антона).

Обязательно вспомним при этом: «Не в силе Бог, но в правде» (Св. благоверный князь Александр Невский).

Здесь нельзя не заметить, что «армия» Макаренко была всё-таки отлично «вооружена». Если у «противника» не было ничего кроме ножей и финок, то «отряд» в 120 ратников Антона прибыл в Куряж, имея «вооружения» те самые 40 грузовых железнодорожных вагонов! Одних свиней (к тому же породистых) привезли около трёхсот! А ещё коровы, лошади, инвентарь…

Некогда голые, босые и голодные беспризорники сумели за пять лет не только разбогатеть материально…

Главное их богатство было богатством душевным. Они добровольно оставили почти заново отстроенные здания бывшего помещичьего имения, вокруг которого цвели сотни кустов замечательных роз…

 

 

 

Наступление на Куряжскую колонию

Колонисты под предводительством доблестного детоводца Макаренко  по собственной воле отправились в место, которое иначе, как «ад кромешный» не назовёшь. Бывший монастырь, превращённый в колонию как бы беспризорных, а на самом деле в бандитско-воровское гнездо с почти четырьмя сотнями опустившимися до самого дна несовершеннолетними как бы человеческими существами. Эти существа не только ели никогда не мытыми руками без ложек, не только спали без одеял и подушек, но и гадили там же, где и спали… Небольшая группа старших бандитов нещадно эксплуатировала остальных, заставляя их воровать или попрошайничать и почти всё забирала себе, ежедневно пропивая «добычу» в притоне соседней деревни.

И вот в это бандитское логово добровольно направляются 120 преображённых педагогом Макаренко («со товарищи») и заражённых жаждой подвига юных подвижников в белых рубашечках, синих трусиках и юбочках, бархатных тюбетеечках.

Враги Макаренко с педагогического «Олимпа», мечтавшие, чтобы «куряжане» перерезали «макаренковщину», были посрамлены. Макаренко одержал бескровную победу. «Противник» не только сдался без боя, но и влюбился. Кто в упитанных макаренковских свиней (путь к сердцу человека иногда лежит через желудок), а кто и напрямую в этого подвижника и его «оруженосцев». Видел бы эту победу А.В. Суворов!

«Аборигенов» в тот же день помыли, постригли, переодели и уже за ужином буквально обалдевшие от удивления «чиновники от образования» не могли отличить, где победители, а где побеждённые.

 

 

 

Скиф в царстве Ростика

Конечно, внутреннее, душевное преображение не могло быть столь быстрым как переодевание… Но и не так уж много прошло времени, когда тот самый Скиф (друг по работе в Долинской учитель Степанченко) вновь воскликнет: «Наш Тоська! «Ростик»!.. «Антоша Чихайте»! Значит, жив «Курилка»… утверждает идею переделки человека, творя умом и руками!.. И это наш Тоська, обыкновенный человек небольшого роста, такой тщедушный, хрупкий физически, это он оказался великаном ума и сердца!..» [8; 39]. Их встреча состоялась, видимо, в 1927 году там, в колонии на территории бывшего Куряжского монастыря. В глазах старого друга Макаренко стал великаном…

Антон: «Иди, смотри наше царство». (Заметим, не «колхоз», а «царство»). Первое впечатление: «Тут и сельское хозяйство, тут и различные мастерские, тут и заказчики, и педагоги, и ребята… я видел прекрасные стулья, столы, шкафы в ваших мастерских, видел работу в поле, в саду. Замечательные умельцы ваши ребята. А наибольший умелец — ваш Антон Семёнович!» [8; 41]. «Макаренко назвал не «царством Божиим», а просто «царством»…

«Ценности, которыми руководствовался этот великий педагог и к которым он приобщал колонистов, были истинно христианскими» [20; 102–105]. Это цитата, но и мы считаем так же, независимо от того, кто так написал…

 

 

 

Случай с посещениями колонистами храма

«Колонисты до поры до времени к собору относились без вражды, скорее с любопытством. Пацаны обратились ко мне с просьбой:

— Ведь можно же нам посмотреть, что они там делают в церкви?

— Посмотрите.

Жорка предупредил пацанов:

— Только, смотрите, не хулиганить…

— Да что мы, хулиганы, что ли? — обиделись пацаны.

— И вообще нужно, понимаете, не оскорблять никого там… Как-нибудь так, понимаете, деликатнее… Так…

— Да знаем, всё хорошо будет.

Но через неделю к Макаренко пришёл священник и зашептал: «…Просьба к вам, гражданин начальник. Нельзя, конечно, ничего сказать, ваши мальчики ничего такого не делают, только, знаете… всё-таки соблазн для верующих, неудобно как-то…Они, правда, и стараются, боже сохрани, ничего такого не можем сказать, а всё-таки распорядитесь, пусть не ходят в церковь.

— Хулиганят, значит, понемножку?

— Нет, боже сохрани, боже сохрани, не хулиганят, нет. Ну а приходят в трусиках, в шапочках в этих… как они… А некоторые крестятся, только знаете, левой рукой и, вообще не умеют. И смотрят в разные стороны, не знают, в какую сторону смотреть, повернётся, знаете, то боком к алтарю, то спиной. Ему, конечно интересно, но всё-таки дом молитвы, а мальчики — они же не знают, как это молитва, и благолепие, и страх божий… Неудобно, знаете.

— Я… сказал, что мешать ему больше не будем, а на собрании колонистов объявил:

— Вы, ребята, в церковь не ходите, поп жалуется.

Пацаны возмутились:

— Что? Ничего такого не было. Кто заходил, не хулиганил…

— Да что ж? Мы и не пойдём…» [30; 594]

Зачем был нужен в романе этот эпизод?

Зачем было нужно А.С. Макаренко показывать, что он совсем не запрещал воспитанникам ходить в храм? И это в то время, когда сотрудник (тем более, заведующий) советского воспитательного учреждения, просто обязан был «ограждать» своих подопечных от влияния церкви? Когда пресса расхваливала колонии, где воспитанники под руководством педагогов буквально громили храмы.

Ещё удивительно, как это цензура пропускала сей макаренковский текст.

В глазах читателей-атеистов, тем более, педагогов и всяких идеологов того времени поведение заведующего колонией в этом эпизоде могло вызвать лишь строгое осуждение. Не говоря уж о читателях-партийцах. И почему А.М. Горький не предостерёг своего подопечного от этого неосторожного признания? Что могло быть для Горького ценным в этом эпизоде?

А не то ли, что он сам, попав в молодости, в период активного богоискательства в этот самый монастырь, встретил там почти такое же отношение к самому себе. А такой факт действительно имел место. Нам не удалось узнать подробности, но так или иначе, но юному Алёше Пешкову не по доброй воле пришлось оказаться за воротами монастыря. А он-то, (в молодости даже певший в церковном хоре), знал, какой рукой надо креститься…

Видимо Макаренко считал нужным показать отношение церковной общины данного прихода к чужим детям. И не просто к детям, а к детям (а их несколько сотен!), вынужденных волею судеб жить под самыми стенами этого храма в бывших монастырских кельях.

Оказалось, что даже настоятеля больше всего заботит вовсе не спасение душ появившихся в храме юных прихожан, а нечто другое. То, что появление этих ещё недавно беспризорных несчастных детей в храме оказывается «соблазн для верующих», ибо храм — «дом молитвы». То, что ребёнок пытается креститься, это ничего не значит. А может быть, это первая в его жизни молитва, вырвавшаяся из измученного сердечка с упованием на Бога?

Нет, здесь больше имеет значение то, что ребёнок это делает неправильно — левой рукой. Священник не молод и понимает, что «ребята не знают, в какую сторону смотреть», но ему… перед прихожанами «неудобно»…

Не об этом ли печалился святитель Игнатий Брянчанинов, когда призывал: «…не быть обманутым актёрами и актёрством благочестия» [31; 7]. Не это же «актёрство благочестия», вызывающее «глад слышания Слова Божия» [31; 5] печалило выпускника Полтавского учительского института, который никак не мог бы получить «отлично» по Закону Божьему, если бы он не знал, что печалило Святителя Игнатия в современном ему православии.

В самом деле, колония появилась на территории монастыря задолго до появления в нём А.С. Макаренко. Что же никто из церковной общины за всё это время не озаботился тем, как встречать в храме несчастные души юных «оглашённых». Никто не готов их встретить, показать хотя бы как стоять в храме, как правильно креститься? Они что, ожидали, что всему этому будут учить беспризорников воспитатели?

Дети потянулись в храм. Но оказалось, что в храме им никто не рад. Там их вообще никто не ждёт. Более того, священник идёт к начальнику колонии и просит его: «Пусть не ходят в церковь».

Вспомним: «…кто примет одно такое дитя во имя Моё, тот меня принимает». А кто не хочет принять в храме сотни детей? Кого он принимает? Не такие ли хранители обрядового благочестия печалили душу Макаренко?

И как после этого должны относиться к этой церковной общине сотни потенциальных юных прихожан и человек, который добровольно возложил на себя подвиг спасать эти души? Не вина Макаренко, а его беда, что подобно святителю Игнатию Брянчанинову на своём жизненном пути постоянно «всюду, и даже среди лучших христиан, он встречал оскудение истинного духовного знания и недостаток правильного духовного руководства» [31; 5]. А ведь когда у Макаренко оказалось около четырёхсот душ бывших беспризорников, у которых не только нет рядом крёстных отцов и матерей, но нет и кровных родителей, нет родственников, ему бы для его воспитанников ой как пригодились бы христиански воспитанные наставники. Ведь если собору триста лет и церковной общине вокруг него не меньше, то не вправе ли был бы он ждать от взрослых православных хоть какой-то помощи в окормлении душ своих подопечных. Но — увы! Окружающее православное население в первое время заняло явно враждебную позицию. Его симпатии (а они со временем появились) были не подарком. Их пришлось колонии долго и упорно завоёвывать. И, заметим, всё-таки удалось…

Считаем, что современному молодому читателю (и православному в особенности) не помешает узнать, что не только в 1926 году, но уже в XIX веке «очень редко пастыри возвещали пасомым истинное Слово Божие и не поучали их регулярно истинам веры и благочестия» [31; 5].

Так к кому был адресован этот вопль макаренковской души?

Церковным иерархам начала XX века? Тех уже почти всех уничтожили. Рядовым православным того времени? Вряд ли. Им в те годы было тоже и не до чтения новых советских романов… Так кому же?

Дерзнём предположить, что Макаренко обращается к вам — читателям XXI века.

Конечно, атеистам это совершенно не интересно. И не случайно этого эпизода не оказалось в фильме «Педагогическая поэма». А вот православным это должно быть не только интересно. Это, если хотите, своего рода притча.

И в ней педагог-подвижник и он же писатель-подвижник А.С. Макаренко рассказывает о том, что фарисейство живуче и как даже на десятом веке православия на землях Киевской Руси могли во имя внешнего благолепия церковной обрядности быть отвергнуты от матери-церкви сотни самых несчастных душ. И даже детских душ… Бойтесь и вы, потомки, впасть в этот грех, как бы предостерегает нас сын церковного старосты Антоний Макаренко.

Нам с громким смехом могут возразить современные атеисты: «Да разве мог Макаренко подумать, что в XXI веке ещё сохранится какая-то религия!».

Мог. Не случайно Макаренко вложил в уста церковного старосты слова: «Это вы так считаете, значит: вера как будто умирает. А вот увидите, не умирает вера… народ знает…» [30; 599]. А на следующей станице читаем: «…потому ли, что хотели доказать живучесть народной веры, но церковный совет ассигновал на побелку собора четыреста рублей. Тем не менее, в деле приведения колонии в порядок получался контакт» [30; 594].

И не случайно бдительная цензура убрала слово «народной» из словосочетания «живучесть народной веры». Цензоры не могли согласиться с названием веры «народная». Но у Макаренко было написано именно так. «Опиум для народа» и «народная вера», согласитесь, совсем не одно и то же.

И не случайно Макаренко пишет, что с церковной общиной «получался контакт», но при этом оговаривается: «в деле приведения колонии в порядок», то есть в деле внешнего украшения стен собора и всех строений колонии. Если «получался», значит, было к тому стремление. Не так ли?

И не случайно именно в разговоре о «контакте» с «народной верой» на землях бывшего монастыря Макаренко переходит к изложению своей притчи, которую мы уже привели выше. Приходится напомнить о том, что Макаренко вынужден был в те годы писать эзоповым языком.

 

 

 

Эпизод с разбитыми стёклами

Случилось как-то, что новенький воспитанник «подбил» нескольких колонистов разбить стёкла в том самом соборе на землях колонии. Пришли к Макаренко раздосадованные староста церкви и прихожане жаловаться. Вот как описывает этот случай и его последствия свидетель событий Н.Ф. Остроменцкая, работавшая тогда в колонии: «Посчитайте, сколько стёкол выбито… Все выбитые моими хлопцами стёкла будут вставлены… А чтобы им было неповадно впредь это делать, деньги на стёкла я возьму из средств, отпущенных на их питание. Это будет самое лучшее для них наказание…

— Заведующий — справедливый человек, — решает деревня.

Крестьяне приглядываются, как он ведёт хозяйство, и с удивлением оценивают, что и хозяин он хороший, а колонисты прекрасные работники. Они начинают проникаться некоторым уважением к колонии, сдобренным доброй дозой недоверия…. Крестьяне вышедшие из церкви… стали расспрашивать о колонии, о её детях… Какая-то старушка прошамкала:

— Вот у нас, отец и мать померли, а дети остались. Трое деточек по чужим семьям Христа ради кормятся. Пропадут… Вот бы их к вам в ученье…

— Что ж, поговорите с заведующим.

— Вот я говорю насчёт Алексеевны деточек, — обратилась она к своим:

— Чтобы сюда, чтоб не пропали…

— А правда!.. — И уходя, одна из баб сказала:

— Ну, спасибо, милая…» [10; 70–71].

Заметим, что Макаренко просил Н.Ф. Остроменцкую кое-что убрать из статьи. И не трудно догадаться, что речь могла идти именно об этом эпизоде с наложением на весь коллектив воспитанников колонии этого «поста». Поясним: виновники просили наказать только их, но Макаренко принял решение не кормить мясом всех воспитанников до тех пор, пока не будут вставлены все разбитые в соборе стёкла, «чтобы им было неповадно впредь это делать». И не только виновным, но всем остальным.

Разве это не урок для воспитанников и не притча для нас? Да, в храм ребят пускать перестали, но мстить нельзя. Это в ветхом завете допускалось «око за око». Мы не из той эпохи. И вандализм это скверно. Да стёкла били трое, а пост наложен на всех. Не может быть, что никто из ребят не слышал звона разбитых стёкол, но слышавшие виновников не остановили. Значит, виноваты все. Это урок для всех. И когда в столовой появилось мясо, сотни обрадованных детей закричали хором: «Ура!». И в этом была ещё одна победа детоводца Макаренко.

Макаренко попросил Н. Остроменцкую послать книгу с той её статьёй А.М. Горькому. Вот фрагменты ответа писателя: «…читая статью, едва не разревелся от волнения, от радости. Какой Вы чудеснейший человек, какая хорошая, человечья сила» [26; 23].

Но совсем другой оказалась реакция на статью у главных «политпросвещенцев» страны, когда журнал с этой статьёй Н. Остроменцкой передали начальнику Главполитпросвета Н.К. Крупской. С трибуны VIII съезда комсомола Крупская так «отозвалась» о колонии и о её начальнике: «Нужно объявить войну появляющимся пережиткам старого: системе наград, отметок, похвал, наказаний и поощрений… Дальше этого идти уже некуда. Эти единичные явления, вырастая, смогут представить серьёзную угрозу нашей советской системе воспитания»! (из стенограммы выступления, обнародованной в «Комсомольской правде» в мае 1928 года).

И так, Н.К. Крупская призвала с трибуны «объявить войну А.С. Макаренко».

Из письма Антона будущей жене: «Читали «Комсомольскую правду» от 17 мая? Как меня Крупская разделала! Я начинаю приходить в восторг. Шельмование во Всесоюзном масштабе. Опять подняли безобразный крик по поводу моей колонии. Грозили прокурором, междуведомственной комиссией, ещё чёт-то. Мне это надоело. Они добьются того, что меня посадят. Так, за здорово живёшь» [28].

А в Харьковской центральной газете появился фельётон «Чемпион хулиганства» с карикатурой на Макаренко.

В образовательных кругах Украины у него были другие, ещё более убеждённые «учёные враги», которые только и ждали команды начать решительную войну с Макаренко. На «педагогическом Олимпе» Украины Антону Макаренко был учинён трёхчасовой допрос. «Вывод, точнее, приговор «просвещенцев звучал так: «Может быть, с точки зрения материального обогащения колонии всё это и полезное дело, но педагогическая наука не может в числе факторов педагогического влияния рассматривать производство… Признать предложенную систему несоветской». Ещё бы! Сама Крупская уже озвучила свой приговор…

Лично знавший А.С. Макаренко писатель Ю.Б. Лукин, свидетельствует, что с самого начала работы Макаренко после установления новой власти «…сложно протекала борьба за колонию… против педологов — «соцвосовцев» [26].

А вот из выступления воспитанника А.С. Макаренко у его гроба в зале Союза Советских писателей: «К нам в колонию не один раз приезжали соцвосовские «работники», и всячески пытались восстановить нас против него, расколоть наш коллектив, его травили, нашего Антона травили!..» [26; 118].

Интересен такой факт. Несмотря на то, что Остроменцкая не убрала из статьи опасные для Макаренко сюжеты и в результате его постигли чрезвычайные неприятности, он, тем не менее, приглашает Остроменцкую опять приехать к нему работать. Никакой злости и мести.

Писатель Лукин пишет о войне с Макаренко: «…конфликты, переходят в прямые стычки и завершаются внешним поражением Макаренко… Речь шла действительно, как писал он сам, о гибели его педагогики» [26].

После травли, начатой украинскими коллегами» и поддержанной с революционной страстью самой Крупской, в 1928 году «он оказался вынужденным оставить колонию… Пришлось отказаться от работы заведующим детскими учреждениями интернатного типа в Харьковском округе и домами рабочих подростков [26; 26]. Другой бы вообще застрелился…

Заметьте, что цитируемая выше книга Лукина была обнародована в 1975 году, за 16 лет до ухода Советской власти! И автор этих строк — человек, проработавший много лет в главной партийной газете «Правда». На этот раз «правдист» действительно написал правду о Макаренко… К сожалению, многочисленные учёные «макаренкоеды» вообще до конца 1991 года скрывали правду о войне Н.К. Крупской против А.С. Макаренко и о том, как педагогическая братия усердствовала в этом избиении, обвиняя его систему «не советской» и даже «не педагогической»…

 

 

 

Советский ли Макаренко?

Автор одного учебника задаёт риторический вопрос: «Если уж Макаренко антипедагогичный и «несоветский», то кто ж тогда?» — удивляемся мы сегодня. А в то время разговор с «врагами соввласти» на местах, как правило, был коротким. Кое-какую поддержку, конечно, мог оказать покровитель и добрый литературный гений Макаренко, создатель «социалистического реализма» Максим Горький, но в 1920‑х годах к нему ещё не очень прислушивались. Великий писатель, разумеется, но беспартийный, сочувствующий «контрреволюционной эмигрантской литературе», сам фактически эмигрант…» [11].

В том-то и дело, что Макаренко — советский. В книге «Флаги на башнях» есть эпизод, где Макаренко заявляет: «Я советская власть». Он противопоставляет способ самоуправления, сложившийся в его коммуне, тому, что вокруг называют Советской властью. Но для той власти он (и его коммуна) слишком советский. А лучшее, как известно, враг хорошего… Это понимали и враги Макаренко и он сам. Но он и не думал об отступлении.

И трудно сказать, кто деятельнее был в этой борьбе. Порой (а, может быть и чаще всего), сам Макаренко первым шёл в атаку. Да и про свой роман он позже скажет: «я не отказался от борьбы, я лишь сменил род оружия». Ему и роман был нужен не столько для описания опыта, сколько для борьбы со злом, для борьбы за свои взгляды. Взгляды на жизнь, на коллектив и личность, на борьбу со злом, взгляды на труд, на счастье и на многое другое.

В связи с предстоящим посещением А.М. Горьким колонии его имени, начальство предложило Макаренко пойти на компромисс — отказаться от «военизации» и других «мелочей». На это Макаренко ответил официальным письмом, в котором заявил, что предпочтёт остаться без должности, но не откажется ни от одного из своих принципов.

Кстати, одним из принципов его было продолжение переписки с братом белоэмигрантом (вместо отречения от брата, на чём неоднократно настаивали «органы»). В первоначальном плане романа видно намерение написать «о потере брата»… Но ко времени выхода первой части романа в свет жена потребовала от мужа прекратить переписку с братом… Очень боялась за судьбу мужа. И те, кто жил в то страшное время, редко её за это осуждали…

Посетив колонию в течение нескольких дней, А.М. Горький несколько раз не сдержал слёз. Этот писатель, оказалось, бывал в этом Куряжском монастыре ещё в годы своей богоискательской молодости и встречался здесь с о. Иоанном Кронштадским… Тогда, в юности, он и подумать не мог, что монастырь станет колонией, что в монастыре вместо монахов будут жить дети с судьбами, напоминающими его детство. И что эта колония будет носить его имя. И что имя его возьмёт для детской колонии другой богоискатель — Антон Макаренко [14]. Невольно хочется сказать: Чудны дела Твои, Господи!

В очерке «По Союзу Советов» Алексей Максимович посвятил несколько замечательных станиц колонии «… это, должно быть, новый тип педагогов, это люди, сгорающие в огне действенной любви к детям. А прежде всего, это — люди, которые, мне кажется, хорошо сознают свою ответственность перед лицом детей» [26; 24].

Ответственность перед начальством, перед государством — это привычно и понятно. А вот «ответственность перед лицом детей»? Это что, откуда?

Не из Евангелия ли?

После посещения колонии, потрясённый увиденным педагогическим чудом, писатель стал до последних своих дней другом и заступником Макаренко.

 

 

 

Легко ли раскрывать свою душу?

Заметим, что чудесный опыт Антона по «передвижению гор» человеческого горя и их преобразования в горы человеческого счастья мог бы так и остаться «секретной тайной за семью печатями», но А.М. Горький, написавший Антону, что эксперимент его «имеет мировое значение», настаивал на том, чтобы Макаренко описал свой опыт.

И Макаренко пишет очерки, статьи, работает над повестью «Приключения горьковцев на реке Коломак». Не удовлетворяется написанным. Он ищет жанр позволяющий показать его героя (общину, называемую колонией) в развитии. И решает, что это должен быть роман.

Получается, что свою, ставшую позже всемирно знаменитой, «Педагогическую поэму» он начал писать ещё в 1925 году.

В 1927 г. первую редакцию первой части романа он решился дать прочитать будущей своей жене Г.С. Салько.

Как сообщил писатель Ю.Б. Лукин (редактор первой книги А.С. Макаренко «Марш 30‑го года»), Макаренко решился послать А.М. Горькому текст романа лишь через… пять лет. Оправдывался: «страшно выворачивать свою душу перед публикой» [26; 44].

Горький успокаивал: «Хорошую вы себе душу нажили, отлично, умело она любит… Поздравляю Вас с хорошей книгой, горячо поздравляю!» [Там же, 48].

А спустя половину века писатель Ю.Б. Лукин напишет: «Мало кому из писателей удавалось так, как Антону Семёновичу Макаренко, рассказать о человеческой душе и так открыть свою собственную душу» [26; 126].

Однако есть и другое мнение. Макаренко вынужден был быть очень скрытным. Такое было время. И, найденные макаренковедами за 70 лет письма и другие документы, позволяют утверждать, что в романе описана правда, но далеко не вся правда. А сколько было сокращено редакторами и цензорами! Прочтите первое полное издание романа 2003 года, и Вы убедитесь сами, что то, что читали наши отцы и деды — «Федот, да не тот».

А может быть Лукин прав? Может быть, несмотря на скрытность Макаренко и ножницы цензоров «мало кому из писателей удавалось так, как Антону Семёновичу Макаренко, рассказать о человеческой душе и так открыть свою собственную душу». Другие бы хотели, а не вышло. Чтобы «открыть свою собственную душу» нужно, чтобы, во-первых, душа была, а, во-вторых, чтобы, как говорится, «за душой было что-то»…

Нет, не случайно «Горький несколько лет упорно пробивал первые книги Макаренко в Государственном издательстве художественной литературы» [11].

 

 

 

Почти чудесное продолжение в коммуне

А с самим Макаренко после его «добровольного» увольнения с должности начальника колонии произошло ещё одно удивительнейшее чудо. Его… забрали «чекисты», но не в тюрьму, а в только лишь созданную коммуну для беспризорников. И назначили его… начальником.

Как это чудо понимал сам Макаренко, видно из его письма одному из первых воспитанников, ставшим позже главным врачом г. Комсомольска-на-Амуре Николаю Шершнёву. (Получателю письма было тогда уже за 30).

«А с врагами, голубок, нужно бороться, и всегда будет твой верх. Конечно, и они могут положить тебя на обе лопатки, но ты всё равно вывернешься, потому, что на твоей стороне Дело…» [17; 40].

Разве не созвучны мысли Макаренко тому, что писал иеромонах Тихон в годы юности Антона Семёновича: «Дело Христа — дело спасения и возрождения людей. И если видишь ты, борец за истину, что вокруг тебя действительно возрождаются люди, совершенствуются, оздоравливаются и телесно, и духовно, становятся лучшими, — знай, что ты стоишь в истине и тогда смело борись со своим врагом, хотя бы он противостоял тебе со многими знамениями и чудесами, а борьба должна вестись постоянно» [3; 192].

Чудеса продолжались. Чекисты удовлетворили несколько категорических требований бывшего «завкола». Макаренко смог спасти из уничтожаемой колонии им. А.М. Горького значительную группу ребят, которые там могли взбунтоваться против «ликвидации макаренковщины». Он смог взять с собой в коммуну 60 лучших колонистов-горьковцев. (Это было 50 парней и 10 девушек). Это притом, что тогда коммуна планировалась «чекистами» всего на 100 воспитанников!

Мало, кто знает, что от педагогического «Олимпа» (Наркомпроса и педагогической науки) и от «Кощея Бессмертного» (так Макаренко называл государственный бюджет в лице его финансовых органов) коммуна не зависела. Такая свобода у Макаренко появилась впервые.

Первое время коммуна содержалась на двухпроцентные отчисления от жалованья «чекистов» Украины (которых, впрочем, с самого начала уже явно не хватало), а вскоре перешли на хозрасчёт. То есть существовала на доходы от собственного производства, которое организовывал в первое время некий Соломон Борисович (последнее, что могли дать вместо денег» чекисты).

Позже появились серьёзные заводы по производству электроинструмента для авиационной промышленности и завод по производству первых в стране узкоплёночных фотоаппаратов, получивших известность как фотоаппараты «ФЭД».

 

 

 

Производственные чудеса в коммуне

Несколько лет работы коммуны им. Ф.Э. Дзержинского под руководством А.С. Макаренко — это целая цепочка удивительнейших чудес. И не только педагогических…

Выходит, нет ничего случайного, что Макаренко, будучи фактически изгнан своими коллегами на педагогическом «Олимпе» и осмеян ими, не нашёл работы нигде, кроме ГПУ [11]. Другой возможности спасти несколько десятков детей, и возможности продолжать своё дело практически у него не было. А так опыт, начатый в 1920 году и продолжавшийся уже 8 лет, получил возможность быть продолженным ещё 8 лет!

Макаренко получил возможность очень существенно развить свой опыт в самых разных направлениях, и это можно увидеть по книге «Флаги на башнях» и по целому ряду других его произведений.

Удивительная организация производства, прекрасная производительность труда при четырёхчасовом рабочем дне на сверхсовременных станках позволили коммуне очень быстро разбогатеть. Денег хватало не только на прекрасное питание и обмундирование. Ежегодно устраивали длительные походы то в Москву, то по Волге, то в Крым, то на Кавказ… Оплачивали труд высококвалифицированных учителей и руководителей десятков кружков и спортивных секций. Свой духовой оркестр (лучший в Харькове) и свой зверинец… Ежедневно заказана ложа в театре и она не пустует. У каждого коммунара сберкнижка. Тем, кто идёт учиться дальше, значительная ежемесячная материальная помощь.

А кто, как не Макаренко начал ещё за 9 лет до войны обеспечивать производств военных самолётов высокопроизводительным электрическим инструментом? Это уже не какое-то там восстановленное имение Трепке, подаренное нищей коммуне в 1925 году. Макаренко помог Родине резко сократить золотовалютные расходы на покупку в Австрии электроинструмента.

Когда-то родители Антона кормили нищих, а теперь Антон экономит для государства валюту… Государство щедро наградило за это…того, кто, став начальником коммуны, писал на Макаренко лживые доносы в НКВД. Наградило щедро - орденом Ленина… Но каково было бы теперь Антону, получи он тогда орден Ленина? Ему и полученный перед смертью за литературную деятельность Орден Трудового Красного Знамени не могут никак простить современные либералы.

 

 

 

Немного о коммунарской морали

Но самые удивительные «доходы», полученные А.С. Макаренко в Коммуне, следует искать в сфере моральной.

То, что отряды стали разновозрастными, напоминающими семьи, где старшие заботятся о младших, известно многим. То, что в спальнях жили этими отрядами, известно многим.

А вот мало, кто знает, что Макаренко часто прощал и никак не наказывал воспитанников (особенно новеньких) даже в тех случаях, когда они ещё не были готовы к раскаянию. Он это называл так: «авансированное доверие». Не случайно его называли «дивак» (что-то вроде русского слова «чудак», только чуть более уважительное). А он просто верил в то, что в скором времени эти ребята поумнеют и поймут, что плохо поступать не следует. И его вера оправдывалась!

По этой же причине он не наказывал, если был уверен, что воспитанникам неизвестно о тех или иных проделках отдельных колонистов. Во-первых, он считал, что дурные проступки имеют тенденцию «умирать», а во-вторых, он не хотел своими выговорами и наказаниями омрачать столь любезный ему эмоциональный «мажор» в созданной им обители… Вспоминается о. Герман Замошенский, который на вечерах «Возвращение на Родину» любит повторять, что православие — религия радости.

Воспитанникам и читателям Макаренко известно макаренковское словосочетание «поступок по секрету». В коммуне Макаренко стало нормой не совершать дурных поступков, а добрые поступки совершать «по секрету».

Тем, кто не читал Макаренко, поясним по Евангелию: «У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая. Чтобы милостыня твоя была в тайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф. 5; 3).

Много ещё можно сказать о макаренковской коммуне, но пора переходить и к обобщению.

Для этого обратимся к сайту «Дети Сибири» (http://www.sibchildren.ru), поместившему обзор «Историко-педагогических чтений, посвящённых 120‑летию со дня рождения А.С. Макаренко» и проходивших в Новосибирске 27 марта 2008 г. И, прежде всего, к выступлению игумена Феодосия, руководителя Общеепархиального духовно-просветительского центра Новосибирской епархии, в выступлении которого «прозвучала мысль об использовании педагогического опыта Антона Семёновича, строившего свою коммуну на принципах ранних христианских общин, для «ремонта» человеческих душ, поскольку в последние годы в России наметился духовно-нравственный созидательный перелом».

Как видим, игумен Феодосий считает, что Макаренко строил свою коммуну не как-нибудь, а на принципах ранних христианских общин. Это очень серьёзное и ответственное заявление. Заявление руководителя Общеепархиального духовно-просветительского центра Новосибирской епархии.

 

 

 

Степанченко опять встречает Антона

И ещё раз увидел Степанченко Макаренко в 1935 году.

Через семь лет, в 1935 году в коммуне им. Дзержинского у Макаренко было около 400 бывших беспризорников, которые отлично трудились на трёх своих заводах (инструментальном, заводе электроинструментов, заводе фотоаппаратуры, занимались в полусотне кружков и секций, на заработанные деньги летом путешествовали по Волге, Крыму, Кавказу).

Как-то Скиф повстречался в Харькове с колонной коммунаров, одетых в белоснежные костюмы, с Антоном во главе. «Верно многие, как и я, думали о том, что, необыкновенная воля и любовь к людям, по разным причинам попавшим в беду, помогли человеку небольшого роста, но с большой душой и сердцем… из заброшенных, а то и преступных уже подростков, вырастить красивых, морально добрых… юношей и девушек… И думалось мне — вот прошла большая необыкновенная семья со своим главой — отцом, создавшим её…» [8; 46].

Мог ли Скиф не вспомнить о том, как Ростик учился «сдвигать горы»? Двигавшаяся посреди центральной харьковской улицы колонна бывших бандитов и беспризорников, была куда как побойчее, и покруче той «горы» — попрошайки, просившего на водку…

Заметим, что и до издания романа и после А.С. Макаренко описывал свою работу в самых разных жанрах и этих текстов издано восемь томов… А теперь уже объявлено, что готовится издание 16‑ти томов!

А ведь большая часть этих произведений писалась вечерами и ночами после труднейшей работы в колонии или в коммуне. И даже в последние годы, тогда, когда врачи всё чаще и чаще категорически запрещали всякую работу и даже писать.

Ещё в 1923 году Макаренко писал, что научился сразу делать три-четыре дела, что спать ложится через день и что к этому привык… Не всякому аскету такое было по силам…

 

 

 

Писал и писал, жертвуя здоровьем

Когда решалась судьба колонии в период её выживания и становления жертвы здоровьем ещё можно как-то понять, но зачем же Макаренко так напрягался и жертвовал своим здоровьем, когда стал писателем? Могут сказать, что жена по здоровью работать не могла, и Антону приходилось кормить не только себя,, но и жену, домработницу, сына жены от её первого брака и племянницу Олимпиаду (дочь того самого его брата Виталия).

Денег, действительно не хватало, и надо было напрягаться изо всех сил.

Но ведь для Антона его литературная деятельность была одной из форм борьбы. Борьбы за его идеалы, борьбы со всяческим злом.

Вспомним: «И зажёгши свечу, не ставят её под сосудом, но на подсвечнике и светит всему дому. Так да светит ваш свет пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5; 15–16). Приходилось писать и то, что нужно для борьбы и то, что давало хлеб насущный…

 

 

 

Рискованные откровения

Но даже при вынужденной скрытности Макаренко и при жесточайшей цензуре к нам пробились некоторые его удивительные откровения.

Так, например, в авторском тексте лекций для сотрудников Наркомпроса РСФСР (1938 г.) у А.С. Макаренко была найдена запись: «В старой школе был закон Божий, предмет, отрицаемый… сплошь и рядом и самими батюшками, которые относились к нему, как к чему-то не заслуживающему уважения, но вместе с тем в нём было много моральных проблем, которых, так или иначе, касались на занятиях… в известной мере проблематика моральная проходила перед учениками в теоретическом изложении, т.е. говорилось: «нельзя красть, нельзя убивать, нельзя оскорблять, нужно уважать старших, уважать родителей», — и такие отделы морали, христианской морали, которая рассчитывала на веру и на религиозное убеждение, вскрывались в теоретическом изложении» [6; Т. 4, 141].

Заметим, что это было написано и, вероятно, произнесено в лекциях, в годы, когда жесточайшим репрессиям (вплоть до расстрела) подвергались не только священники, но и миряне, подозреваемые в религиозной пропаганде… Удивительной смелости был этот человек.

 

 

 

И тут же макаренкоеды…

Исследователи, знавшие Макаренко лично, работавшие в архиве с рукописями Макаренко, утверждают, что многие его письма и другие тексты были после его смерти сожжены… Многие тексты изменены при их редакции его вдовой Галиной Стахиевной, В.Е. Гмурманом, другими редакторами, сокращались многочисленными цензорами.

Ещё раз напомним, что роман «Педагогическая поэма» в полном объёме (с включением ранее изъятых из рукописи текстов, среди которых отдельные слова, предложения, абзацы, страницы и целые главы) впервые был издан только в…2003 году! Так что, читая ранее обнародованные макаренковские тексты, надо быть осторожным при выводах и суждениях…

Чтобы меньше попадаться на «подделках» нужно научиться понимать и чувствовать А.С. Макаренко. А для этого нужно как больше читать его произведений. Может быть, он и писал в самых разных жанрах об одном и том же, чтобы, увидев «разночтения», читатель насторожился: а нет ли в каком-то из противоречащих текстов редакционной подтасовки?

 

 

 

С тревогой о своём здоровье

А о чём писал А.С. Макаренко в своём последнем письме 28 марта 1939 года (за три дня до смерти)? А как заметил Н.В. Гоголь «человек у дверей гроба не будет лгать» [38, с. 312]. Вот о чём поведал приятелю и всем потомкам неисправимый подвижник: «…ходил по букинистам, искал Библию или что-то в этом роде и, представьте, ничего не нашёл» [6; Т. 8, 116]. Вот так-то! Это вам «подарок», товарищи атеисты!

Н.В.Гоголя такое письмо Макаренко совсем не удивило бы: «Для христианина нет окончательного курса; он вечно ученик и до самого гроба ученик…и где для других предел совершенства, там для него оно только начинается» [38, с. 330]. Могут сказать (и совершенно правы будут), что Макаренко не мог знать точной даты своей смерти. Это так, но его здоровье в последний год было очень скверным. Впрочем, и раньше состояние его здоровья не позволяло сколько-нибудь долгое время не думать о смерти…

В письме С.А.Калабалину, написанном А.М.Макаренко 15 августа 1938г., читаем: «…среди бела дня на одной из главных улиц…я грохнулся в обморок – прямо на трамвайной остановке. Кто-то со мной возился, сбежались мильтоны, погрузили меня в машину и привезли домой в состоянии довольно мерзком, главным образом потому, что оно было, прежде всего, глубоко безразлично: умирать или не умирать – всё равно. Хотелось только одного, чтобы никто не говорил громко. Домашние мои, конечно всполошились, всполошили Союз, и возле меня завертелось сразу целых четыре врача. Это произошло 10 августа. Разговоры со мной ведутся… тяжёлые. Запретили писать, читать, играть в шахматы, волноваться. Сейчас пишу тебе украдкой, только потому, что на минутку остался один дома… Признали у меня тяжёлое переутомление мозговых сосудов – всё на нервной почве. Хуже всего, что пугают Галю… чувствую себя очень неважно: пусто в голове, досадно и как-то неприятно легко возле сердца, и, кроме того, стал злой, страшно со мной разговаривать. …Прости, дорогой, да, собственно говоря, старость штука непростительная» [39, с. 90].

А что на тему возраста и старости думал Н.В.Гоголь? «Самые способные и самые даровитые из людей, перевалясь за сорокалетний возраст, тупеют, устают и слабеют. Перебери всех философов и первейших всесветных гениев: лучшая пора их была только во время их полного мужества; потом они уже понемногу выживали из своего ума, а в старости впадали даже в младенчество» [38, с. 331].  Так что Н.В.Гоголя вроде бы не смутил такой конец Макаренко…

 

 

 

«Кто сказал, что я стар?»

Но это не вся правда Гоголя о старости. Читаем дальше: «Но перед христианином сияет вечно даль, и видятся вечные подвиги. Он, как юноша, алчет жизненной битвы; ему есть с чем воевать и где подвизаться, потому что взгляд его на самого себя, беспрестанно просветляющийся, открывает ему новые недостатки в себе самом, с которыми нужно производить новые битвы, оттого и все силы не только не могут в нём заснуть, но ещё возбуждаются беспрестанно; а желанье быть лучшим и заслужить рукоплескания на небесах придаёт ему такие шпоры, каких не может дать наисильнейшему честолюбцу его ненасытнейшее честолюбие. Вот причина, почему христианин тогда идёт вперёд, когда другие назад, и отчего становится он, чем дальше, тем умнее» [38, с. 332-333].  

А как Антоний Макаренко после описанной болезни и извинений в старости? Как после получения за свою писательскую деятельность Ордена Трудового красного замени? Он пытается возглавить обычную школу. Когда его «тормозят», идёт к М.И.Калининину. Тот к И.В.Сталину. А после того, как Сталин сказал: «Макаренко пишет хорошие сказки, и пусть этим продолжает заниматься», Макаренко не унимается. В письме С.А.Калабалину, написанному (судя по содержанию, из которого ясно, что уже запланировал весной поехать к морю, т.е. совсем накануне смерти) он пишет: «Писать ничего не хочется, меня всё равно читают только читатели» [39, с. 89]. Стоп-стоп! Что значит «читают только читатели»? А кто ещё может читать книги писателя? Продолжим цитату: «…Зои принципиально не читают…». Опять прервём цитату. Кто такие Зои? По описанию Макаренко: «Это была женщина, судя по костюму, но, вероятно, существо бесполое по-существу: низкорослая, с лошадиным лицом, небольшая дощечка груди и огромные неловкие ноги. Она всегда размахивала ярко-красными руками, то жестикулируя, то поправляя космы светло-соломенных волос» [27, с. 420-421]. Где-то дальше в романе Макаренко пишет, что у Зои зелёные выпуклые глаза. 

Заметим, что это у Макаренко едва ли не самый отталкивающий портрет. Так почему же и перед смертью Он пишет: «Зои принципиально не читают». Что ему до каких-то  уродливых Зой?  Вернёмся на 421 страницу романа. «Она в кабинете Брегель имела какое-то влияние». Макаренко почему-то не зазывает её должности, хотя и много раз описывает, как Зоя вмешивается в его работу. Подозревает в чём-то, оскорбляет, угрожает… Удивительно, но среди перечисленных писателем 186 «типов и прототипов» есть кто угодно, а Зои…нет! Под номером 76 есть «Персонаж. Брегель Мария Викторовна…является противником переезда в Куряж и трудового корпуса, фыркает на коммуну Дзержинского и на все порядки. Злобная, вульгарная, сплетница, развращённая баба, у которой ненависть к колонии происходит на почве неудач в личной жизни и беспорядочности этой жизни, какой-то подозрительный роман с Яковлевым, бьёт свою дочь…» [27, с. 700]. Брегель и Зоя – представители «дамсоцвоса», как Макаренко презрительно называл тех, кто должен был контролировать его работу по линии «народного образования». Вот они-то Зоя, её начальники и несметное число их коллег по стране «принципиально не читают» его книг.

В том же письме: «Выползают эти Зои в одиночку, нагадит и пойдёт, а в одиночку мне спорить с ними не хочется». И, оказывается, его это чрезвычайно удручает. «Писать скоро ничего не буду. Пробиваюсь разными пустячками далеко не первого сорта». Даже хочет бросить писать! И это после получения ордена Трудового красного знамени! Что, впал в полное уныние? Отнюдь! «Надо накопить достаточно энергии, чтобы взяться за моих врагов по-настоящему…» [39, с. 89].

А что по такому поводу мы находим у Гоголя? «Находящийся среди битвы, не теряй сего ни на час из виду; готовящийся к битве, приготовляй себя к тому заранее, дабы трезво, бодрственно и весело потечь по дороге! Смелей! Ибо в конце дороги Бог и вечное блаженство!» [39, с. 89]. И Макаренко пошёл по этой дороге.

Ещё раз из последнего письма Антония: «…ходил по букинистам, искал Библию или что-то в этом роде и, представьте, ничего не нашёл» [6; Т. 8, 116].

 

 

 

Скиф о смерти Ростика услышал по радио

И ещё одно, последнее, воспоминание Скифа (Степанченко): «Ночь… проверяю тетради. В репродукторе тихая музыка. Вдруг — сообщение, как молния, пробившая моё сознание: «В поезде скоропостижно скончался известный советский педагог и писатель Антон Семёнович Макаренко». Я оцепенел… Не вмещалась в голове мысль, что нашего «Тоськи-горчишника», «Антонио Макаренто», «Антоши Чихайте», «Ростика» уже нет в живых. Всего пятьдесят один год и полтора десятка дней прожил на свете… а какие «монбланы» произвёл он! Скольким людям вложил частицы своего ума и сердца, очистив их от грязи физической и моральной… Вечная память тебе, дорогой человек!» [8; 47]…

 

 

 

Последние проводы А.С.Макаренко

Несколько строк из его свидетельства о похоронах Макаренко: «Во время гражданской панихиды зал Союза советских писателей был полон. Было очень много цветов и венков… Был почётный караул его воспитанников, съехавшихся со всех концов Союза и ревниво оттеснивших всех окружающих от несения последних обязанностей… Инженеры, журналисты, аспиранты научных институтов, командиры Советской Армии…» [там же, 117].

А вот из последнего слова воспитанника, которого Макаренко описал под фамилией Ужиков: «Я потерял сегодня отца… Антон Семёнович ни разу в жизни не похвалил меня, он всегда ругал меня, даже в своей книге… Но именно потому, что он всегда ругал меня, я стал теперь инженером…

…Он говорил,…не стыдясь слёз, которые лились как-то сами собой… В зале не было ни одного человека, который не плакал бы во время его речи. Люди видели настоящее горе…» [Там же, 118].

У гроба не было ни педагогов, ни представителей власти…

Младший брат А.С. Макаренко Виталий Семёнович Макаренко пишет: «3 апреля 1939г., в Париже, я купил русскую газету «Последние новости», развернул её, и в глаза мне бросился заголовок «Умер писатель Макаренко». Я несколько раз перечитал короткую заметку, и сомнений не могло быть – А. ушёл от нас навсегда. Я отслужил в Александро-Невском соборе панихиду и долго ещё потом не мог сдержать слёз » [12, с. 63].

В Москве проходила гражданская панихида по А.С.Макаренко, а в Париже – православная. И православные парижане молились за Антония Макаренко….

«Независимо от того, что это был мой брат, я потерял в нём самого человечного, самого чуткого и, наверное, самого умного человека из всех, кого я встречал на своём жизненном пути» [22, с. 63].

 

 

 

3. ЖИЗНЬ АНТОНИЯ МАКАРЕНКО ПОСЛЕ ЖИЗНИ

Что снискал себе писатель Антоний Макаренко на небе? Ищем у писателя Гоголя и находим: «Претерпевый до конца спасётся», - сказал Спаситель – и сим уже открыл нам всю тайну жизни, на которую не хотим мы даже взглянуть очами, не только проразуметь» [38, с. 355].

В народе говорят, что человек жив, пока о нём помнят…

А.С.Макаренко помнят не только родственники. Но прежде слово им. Размышляя об А.С. Макаренко, его потомок (внучатый племянник) Антон Сергеевич Васильев-Макаренко утверждает, что «зёрна, посеянные священным Словом, попали на добрую почву и принесли добрые плоды, что «судить великого педагога» Макаренко можно по плодам его, т.е. по воспитанникам. «Я хорошо помню всех этих святых, иначе не назовёшь, кристально чистых человеков, его воспитанников, которые во множестве собирались в доме моей матери Олимпиады Витальевны Макаренко.

Здесь царил поистине братский дух людей, объединённых одной верой, верных учеников апостола любви и уважения к человеческой личности, или Учителя с большой буквы, как часто называли Христа его ученики. Если где-нибудь и когда-нибудь и соблюдался в нашей стране моральный кодекс строителя коммунизма, то это в общности макаренковцев. А не является ли тот кодекс чуть ли не калькой с новозаветных истин, рассказанных иными словами?… Само слово коммуна обозначает не что иное, как общину». [15].

 

 

 

Несколько хороших слов о слове «община»

Прервём цитату А.С. Васильева, чтобы привести цитату из статьи отца Павла Флоренского, из которой видно, что и он считал слова коммуна (коммунизм) и общежитие синонимами: «Идея общежития, как совместного жития в полной любви, единомыслии и экономическом единстве — назовётся ли она по-гречески киновией, или по-латыни коммунизмом, всегда столь близкая русской душе и сияющая в ней, как вожделеннейшая заповедь жизни, — была водружена и воплощена в Троице-Сергиевой Лавре преподобным Сергием и распространилась отсюда, от дома Троицы как от центра колонизации и территориальной и хозяйственной, и художественной, и просветительской, и, наконец, моральной» [3; 381].

Заметим, что до середины 1920‑х годов Макаренко предпочитал называть сообщество своих колонистов общиной, а не коллективом.

Вернёмся к прерванной цитате из статьи Васильева: «… Антон никогда не был воинствующим безбожником,… заражённым модным в двадцатом веке духом отрицания, скорее он был типичным правдоискателем, а стало быть, и Богоискателем…» [15].

В Послании к филиппийцам апостола Павла дан завершённый образ духа соборности: «Имейте одни мысли, имейте ту же любовь, будьте единодушны и единомысленны. Ничего не делайте по любопрению или по тщеславию, но по смиренномудрию почитайте один другого высшим себя. Не о себе только каждый заботится, но каждый и о других…» [Флп. 2; 2–5].

Обратимся с вопросом, к тем, кто прочитал «Педагогическую поэму» А.С. Макаренко и другие его произведения: не стремился ли этот детоводец в создаваемых им общинах именно к такому идеалу Соборности? Ведь соборность — максимальное единство при наибольшем разнообразии — есть ключёвое и объемлющее понятие всей человеческой реальности…

Эта первооснова — общность со-бытийная — одновременно дана и задана человеку во всяком его наличном состоянии», но реализация этой заданности при возникновении конкретных общностей часто требует подвижников, «подвижников соцвоса» (как называл себя и своих сподвижников А.С. Макаренко.

Говоря о себе и своих друзьях-детдомовцах, которых воспитали воспитанники и последователи Антона Семёновича — Семён Афанасьевич и Галина Константиновна Калабалины, В.И. Слободчиков сказал, что Калабалины «нас породнили всех», что это «сродство продолжается до сего дня», что «не всякие родственники выдерживают такое испытание (временем)» [21].

А вот, что пишет современный украинский писатель Ю. Чапала «Все они — известные и безвестные макаренки, вавиловы, горькие…, воспитанные на сложившихся в России к началу XX века традициях самоотречения и самопожертвования во благо народа, во благо вообще, в полной уверенности, что участвуют в строительстве Города Солнца, с радостью зодчих предлагали неутомимым каменщикам жар своих сердец, блеск своего таланта и самих себя в качестве строительного материала. Предлагали, не чая, что на их бренных костях предполагается воздвигнуть не царство Божие на земле, а нечто диаметрально противоположное… Макаренко — личность трагическая» [14; 229–230].

 

 

 

Ещё и ещё о своевременности А.С.Макаренко

«Прошли десятилетия… А Макаренко по-прежнему издают, читают, обсуждают. Он интересует теперь не столько ветеранов коммунистического труда, сколько студентов и молодых учителей, сложившихся уже после падения революционных идеалов…

Его наследие по-прежнему ценят и за рубежом. В чём тут дело? На мой взгляд, прежде всего в вере. В том, что Макаренко… верил в их (детей) человеческое возрождение, и, что ещё важнее, заражал своей верой их самих. Не пресловутой эгоистической «уверенностью в себе», а именно в себя лучшего, «завтрашнего», того, кем ещё нужно стать. Блаженный Августин когда-то написал, что «человеческая душа по природе своей — христианка» [13].

В докладе протоиерея Димитрия Долгушина, на Макаренковских педагогических чтениях в Новосибирске, о которых мы упоминали выше, говорилось о процессе складывания человеческой личности, поиске смысла своего существования, воспитании в человеке воли стремления к высшим ценностям, к Богу, отказу от своеволия, т.е. служения только самому себе и своим прихотям. Педагогическая система воспитания А.С. Макаренко включает в себя эти составляющие, поэтому актуальна и по сей день… (http://www.sibchildren.ru)

На этих же чтениях в Новосибирске А.М. Егорычев, доктор философских наук, профессор кафедры педагогики НГПУ, говоря о педагогической деятельности А.С. Макаренко, определил её как «грандиозный эксперимент по гражданскому воспитанию личности, продолживший традиции К.Д. Ушинского и православного философа И.А. Ильина. Идеи коллективизма, воспитания коллективом, разработанные А.С. Макаренко, находят свои истоки в русской соборности, поскольку русскому человеку всегда были присущи коллективистские начала» [Там же].

А директор новосибирского Городского центра по профилактике социального сиротства «Солнечный круг» А.П. Стахович в своём выступлении обозначил причины возникновения социального сиротства третьей волны (последние полтора десятилетия) и пути решения этой злободневной проблемы. Так, по его мнению «рост количества детей-сирот при живых родителях порождён, прежде всего, кризисом семьи (разрушение нравственных устоев, социальные болезни родителей, насилие и жестокость в семьях по отношению к детям, пренебрежение потребностями и нуждами ребёнка, рост числа неполных семей и др.).

Очень часто в погоне за материальным достатком родители, казалось бы, внешне благополучной семьи не занимаются своим ребёнком, и тогда он идёт туда, где его понимают, т.е. на улицу. Помочь нам сегодня может и должен опыт практической работы А.С. Макаренко, успешно решавшего проблемы сиротства первой волны, воспитывавшего достойных граждан своей страны» [там же].

 

 

 

Неожиданный подарок музею А.С. Макаренко

Вечером в последний день Рождественских чтений 2009 г., когда вот уже по трёхлетнему обычаю в Московский музей А.С. Макаренко пришли участники чтений, слово попросила выпускница Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Андронова Элла Викторовна. Она вручила в подарок музею экземпляр своей дипломной работы, защищённой на «отлично». Прочитали мы название и ахнули: «Возможность применения педагогического наследия А.С. Макаренко в Православном сиротском учреждении». Научный руководитель: преподаватель кафедры социальной педагогики доктор психологических наук, профессор Москаленко Ольга Валентиновна.

Вот какой подарок Антону Семёновичу сделали в Православном университете в год его 120‑летия!

Оказалось, приступая к дипломному проекту, Элла Викторовна приходила за консультацией в наш музей.

Приведём название глав: «Глава 1. Христианская основа педагогического наследия России». «Глава 2.Устроение Православного детского дома по типу коммуны и проект программы воспитания детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, созданного на основе педагогической системы А.С. Макаренко и православной педагогики».

Это действительно дипломный проект. Это видно по параграфам второй главы: «2.1. Проект создания Православного детского дома по типу коммуны», «2.2. Разработка проекта воспитательной программы Православного детского дома с включением в неё основ педагогической системы А.С. Макаренко для детей — сирот и детей, оставшихся без попечения родителей».

Надеемся, что этот дипломный проект заинтересует и иеромонаха Петра — настоятеля Свято-Алексиевской пустыни, где воспитывается уже 170 детей. Тем более, что недавно он попросил нас помочь создать на базе православной гимназии пустыни музей А.С. Макаренко и лабораторию по изучению его наследия. Этот музей уже освящён после Пасхи и готовится его официальное открытие.

Первую редакцию этой нашей статьи мы заканчивали словами, которыми завершил свою статью о Макаренко в «Учительской газете» Артемий Ермаков: «корни его веры, его педагогической работы, а главное — корни духовных запросов и потребностей детей, с которыми он работал, не могли не быть православными».

С этим полностью согласны и авторы данной статьи, которые просят читателей быть снисходительными к этой нашей попытке выступить со статьёй по указанной в заголовке теме. Будем рады Вашим замечаниям.

 

 

 

Последействие нашей статьи

В день 120‑летия А.С. Макаренко (13 марта 2008 г.) уже в 4 часа утра сокращённый текст первой редакции статьи появился в интернете. Первым её предложил читателям сайт «Православие и мир». Это была инициатива о. Александра Ильяшенко. На следующий день её уже можно было найти (в той же редакции) и на сайте «Русская линия». Позже эта статья появилась на официальном сайте Русской православной церкви Латвии, на профсоюзном сайте, на сайте общественной организации «Здоровье. Информационный выбор!». В сентябре вариант статьи с предисловием модератора был помещён на сайте «Православный форум» г. Ачинска.

О первых отзывах учёных на нашу статью

Коллеги по «Макаренковскому содружеству» — Международной макаренковской ассоциации (ММА) восприняли статью, в основном, положительно.

Одним из первых по почте пришёл отзыв из Екатеринбурга от кандидата педагогических наук, доцента Санниковой Нины Георгиевны. Она является заведующей кафедрой социальной педагогики и технологии Социального института Российского государственного университета, членом-корреспондентом Международной академии наук педагогического образования. Она так же является известным учёным-макаренковедом, неоднократно выступала с докладами на научно-практических конференциях Международной макаренковской ассоциации (ММА).

«Статья чрезвычайно интересна тем, что в ней рассматриваются новые аспекты научной биографии А.С. Макаренко, связанные с православием. Авторы статьи показывают православные корни его педагогики. В ней приводятся ценные сведения об отношении православной церкви к педагогическому наследию Макаренко, что позволяет по-новому оценить значение его теории и практики для развития современной педагогики.

Одним из главных достоинств статьи является то, что в ней заложены основы для разработки нового направления в изучении психолого-педагогического творчества Макаренко и его влияния на духовное развитие личности. 20.03.08.».

Положительно отозвался о статье Президент Российской макаренковской ассоциации, доктор психологических наук, член-корреспондент РАО, кавалер Ордена Святого Сергия Радонежского В.И. Слободчиков.

Коллеги по Макаренковской ассоциации Санкт-Петербурга (преподаватели ВУЗов города) пригласили авторов статьи в декабре в Санкт-Петербург выступить на православных Знаменских чтениях. Кроме того, они организовали ряд наших выступлений в РГПИ им. А.И. Герцена, в Политехническом институте, в Нахимовском училище…

В отпечатанной отдельной книгой программе Международных образовательных рождественских чтений 2009 года есть тема: «Православные истоки педагогического опыта А.С. Макаренко. Воспитание ответственности и мужественности». Имя А.С. Макаренко звучало и на других секциях Чтений, в том числе — в зале Дома учителя.

 

 

 

И «Народное радио» вспоминает об А.С.Макаренко

17 марта имя А.С. Макаренко прозвучало утром по «Народному радио». Радиослушатель сообщил, что выступление о православных истоках Макаренко включено в программу. Пояснили сообщение известный философ и богослов В.Н. Тростников и ведущий программы.

«Конечно, я большим уважением отношусь к этому выдающемуся, совершенно выдающемуся воспитателю. Наверное, технические приёмы его, теория его представляют интерес. Я думаю, хотя и не специалист. Мне кажется, что секрет его успеха и секрет его такой славы, такой известности в личных качествах… Это личность!»

Ведущий программы: «Мне приходилось заниматься трудами Макаренко, поскольку я заканчивал педагогический. И очень всерьёз.

Конечно же, Макаренко в Советском Союзе был нонсенс.

Он занимался в трудное время беспризорниками. И в экстремальной обстановке должен был заниматься воспитанием. Он занимался коллективным воспитанием. В некотором роде общинный вариант решения проблемы воспитания… Он был бесстрашным человеком… потому, что там были бандиты… Это была колония преступников… И его методика воспитания входила вразрез. У них были настоящие столкновения, например, с методикой Крупской (женой Ленина), которая проповедовала так называемое коммунистическое воспитание, которая пропагандировала пионерское движение. Идеологическое.

А он практическое. И вот они сталкивались лоб в лоб! И то, что Макаренко выжил в этой ситуации, и то, что его методика стала применяться и каким-то образом была обнародована, — тоже чудо в некотором роде.

И кстати, очень интересно, то, что эта тема поднимается и на Рождественских чтениях.

Это один из важнейших вопросов изучения наследия Макаренко».

Заметим, что и акцент Тростникова на личности Макаренко, и мысль ведущего о том, что Макаренко в своё время был чепухой (nonsense) и о том замечании, что выживание Макаренко после столкновений с Крупской — чудо, должны стать предметом специального рассмотрения в этой или последующих наших статьях.

С тем, что прозвучало по радио, перекликаются мысли другого ведущего «Народного радио» В.Д. Ирзабекова — директора Православного центра во имя святого Луки (Войно-Ясенецкого). Интервью мы брали после его лекции о В. Дале в Центре Славянской письменности и культуры.

«Чем он мне важен? Вот эта удивительная фраза о том, что воспитывать надо в коллективе и через коллектив. Сегодня, когда все люди так разъединены друг от друга, что человек… Ведь, если сказать это по-христиански, т.е., другими словами, Макаренко, оказавшись заключённым в советскую систему, он ведь вынужден был говорить на языке этой системы. На этом языке, чтобы сохранить в себе главное — возможность творить добро. Ведь мы же говорим это формулой христианской: «в одиночку не спасаются». Он сказал это по-другому: «в коллективе и через коллектив». Конечно же, это и есть христианское в Макаренко»…

И главное, это нельзя забывать: Макаренко — великий писатель. Великий, значит в русском языке — большой. А он большой писатель.

Вот откройте любую из его книг: «Флаги на башнях», «Педагогическая поэма». Что они потеряли? Да они не только ничего не потеряли, они приобрели совершенно потрясающую значимость сегодня. Посмотрите, как сегодня вернулась к нам беспризорность детей. Только она отличается от той беспризорности, с которой столкнулся когда-то Антон Семёнович. Тогда и родители погибли, гражданская война и репрессии. Сегодня у нас беспризорные дети при живых родителях. Как нужен, как важен его опыт». Прервём цитату.

 

 

 

Больно вспоминать, и об этом надо сказать…

Продолжим цитату: «Больно вспоминать, и об этом надо сказать. Больно вспоминать, как в начале перестройки и много после, да и сегодня можно услышать, как имя его подвергается поруганию, глумлению. Надо всем нам понять, там, где глумятся над именем, светлым именем, над добрым именем, над делом всей жизни Антона Семёновича Макаренко, там глумятся, там предаются поруганию идеи русского воспитания ребёнка. Это очень важно понять».

 

 

 

Можно ли называть музей А.С.Макаренко православным?

На наш вопрос, можно ли новый музей Макаренко назвать «Православный педагогический музей А.С. Макаренко» В.Д. Ирзабеков ответил: «Я считаю, что это очень правильно. А иначе, другим он быть не может».

Из качеств А.С. Макаренко, отмеченных Ирзабековым: «У Христа была удивительная способность, и этим должен отличаться каждый хороший педагог, говорить о сложных вещах простыми и понятными словами. Макаренко умел это делать? Умел, несомненно, умел!».

И особенно Ирзабеков отметил: «Да, если учесть, что православие — это содержание. А содержание того, чем он занимался, чему он посвятил свою жизнь, было православным абсолютно. Он любил людей, он по-христиански к ним относился. По-христиански в самом правильном смысле слова…

Господь как Учитель пошёл на крест за своих учеников. Пастырь добрый душу свою полагает за овцы своя. Также всю свою жизнь поступал во всех ситуациях Антон Семёнович Макаренко».

Прервём эту цитату, чтобы подтвердить сказанное цитатой свидетеля — писателя Ю.Б. Лукина и первого редактора первой книги А.С. Макаренко («Марш 30‑го года»): «Вот на столе у меня книга великомученика, несомненно, великого учителя и талантливого писателя Антона Семёновича Макаренко. Он создал непревзойдённую в педагогике систему воспитания человека правдой… А на него вскоре ополчился весь «Олимп» педагогики…» [24; 72]. И по свидетельству этого же писателя «путь Макаренко в литературе был путём суровой борьбы с теми, кто отрицал его педагогические идеи, отрицал его художественное творчество [24; 116].

Заметим, Лукин назвал Макаренко великомучеником. А он был лично с ним знаком много лет.

А публицист В.Р.Хилтунен двадцать лет назад сравнил Макаренко с сапёром. «…Макаренко для нас, потомков, прошёл как сапёр с миноискателем, по очень извилистой и скользкой тропке. Прошёл и расставил указатели: «Дорога верная, мин нет!» [35].

Как метко заметил С.Соловейчик: «Ему прочили звание профессора истории – он занял место не на кафедре, а в самой истории» [34, с. 235].

 

 

 

О крамольности дела Макаренко для его времени

Но вернёмся к цитате В.Д. Ирзабекова: «Крамольным делом он занимался ещё в жёсткие и суровые времена». А в чём же крамола?

Разве могло понравиться административно-командной системе 30-х гг. такое: «Всё будет зависеть от того, насколько руководители просвещения окажутся не идиотами, и не побоятся передать одну школу в руки свободной инициативы. Но когда у нас в России уважалась свободная инициатива? А пока не будет простора инициативы, никогда не будет новой школы. Это истина» [40, с. 46].

А вот как это понял педагогический публицист В.Р.Хилтунен (говоря о «скептиках» из его (Макаренко) начальства: «куда, мол, тащишь своих малолетних преступникови, имеющие, к счастью, намного большее зн  чудак-фантазёр? Мы тебе что поручали? Довести их до минимального уровня: чтоб не крали, не болтались в лохмотьях по улицам, а ты, понимаешь, вон куда замахнулся! Лучших людей из них хочешь воспитать, пренебрегая законами генетики, игнорируя тот мощный отрицательный заряд, который получен питомцами в детстве» [35]. 

Переводя на язык этой нашей работы, крамола в том, что Макаренко ставил задачи не просто «перевоспитать» (или, как теперь говорят психологи и социологи, «адаптировать к социуму», «ресоциализировать»), а совершенствовать в православном понимании этого слова.

И при этом, как справедливо замечает публицист В.Р.Хилтунен, Макаренко «…оставил нам книги, в которых чёрным по белому написано: да действительно, совсем, казалось бы, маленькие пацаны в состоянии освоить сложнейшую технику, подарить стране такие виды продукции, которые раньше из-за рубежа ввозились. Наши-то педагоги до сих пор чуть ли не в обморок падают, как представят, что на современный завод или фабрику придёт не то чтобы девятилетний ребёнок, а хоть четырнадцатилетний! Макаренко уверяет: именно труд, хорошо организованный, до мелочей продуманный, на современную технологию нанизанный, и является прекрасным, а то и самым главным воспитателем! Многие обвиняли Макаренко в упрощенчестве: как же, ведь он во всеуслышание заявил, что лучший из наставников – хозрасчёт, что промфинплан умнее профессора педагогики. Как такое можно было вытерпеть?».

     Возможно, и наш читатель не вытерпел бы, помести мы эти задиристые утверждения Макаренко в самом начале этой нашей работы, но в контексте сказанного нами читатель, надеемся правильно поймёт, что хотел сказать Макаренко, полемизируя с ненавистной ему «болтающей интеллигенщиной» педагогического «Олимпа».

Не забудем, что ещё Н.В.Гоголь писал: «Человёк рождён на то, чтобы трудиться… кто уклоняется от труда, то грешит перед Богом… Работа – святое дело» [38, с. 451-452]. И если, кто думает, что Гоголь имеет в виду прежде всего умственный труд, то это совсем не так: «Важнее всех работ – работа землепашца. Кто обрабатывает землю, тот больше других угоден Богу» [38, с. 451]. 

Так что в отношении первостепенной важности производительного труда А.С.Макаренко - единомышленник Гоголя. И «прагматические» слова А.С.Макаренко о «хозрасчёте» и «промфинплане» вовсе не отрицание духовности. Кто, как не он оказался в те годы мастером нравственного воспитания? Но воспитание духовности он поставил на твёрдый фундамент, который теперь его последователи называют «педагогикой дела». Только не надо сводить всю «православную педагогическую культуру А.С.Макаренко к «педагогике дела». К сожалению, обыкновение маститых и молодых макаренковедов сводить «феномен Макаренко» к какой-то его части или даже к частичке остаётся неизбывным… 

Вопрос о «крамольности дела Макаренко» для его века вовсе не исчерпывается тем, о чём пишет В.Хилтунен. Но в задачи этой работы не может войти анализ всех аспектов новаторства подвижника Макаренко.

Возвращаясь к цитате В.Д. Ирзабекова, выскажем суждение, что А.С.Макаренко все свои «крамольные для того времени слова и мысли говорил, руководствуясь только одним, — благом этих удивительных заброшенных детей… И вот, с этой точки зрения, конечно, Антон Семёнович Макаренко — это, конечно, православный педагог, христианский педагог, и никак иначе не может и не должен называться музей в его честь. Спаси Господи!» [23].

 

 

 

Список цитированной и использованной литературы, других источников

1Евангелие от Матфея.

2Св. апостол Павел. 2-е послание к фессалоникийцам, глава 3, 6-12.

3Иеромонах Тихон. «Архиерей». Повесть о подлинном христианском служении. – М.: ОБРАЗ, 2007. – 192 с. (Повесть начала 20-го века переиздана в 2004 г. по благословению и с предисловием архиепископа Сумского и Ахтырского Иова).

4Митрополит Калужский и Боровский Климент. Рождественские чтения.

5Епископ Полоцкий и Глубокский Феодосий. Мы находимся на переломе. Сб. Глинские чтения: Долг служения Отечеству. – М., 2003, с. 52.

6Макаренко А.С. Педагогические сочинения: В 8-ми т. – М.: Педагогика, 1984, т.8.

7Кроль Т.Г. Биография А.С.Макаренко (пособие для учащихся). – М.-Л.: Просвещение, 1964.

8. Жизнь и педагогическая деятельность А.С.Макаренко в дореволюционной России. Серия «Неизвестный Макаренко». Вып.7 / составитель и автор вступительной статьи С.С.Невская. - М.: НИИ семьи и воспитания, 1998.

9Фролов А.А. А.С. Макаренко в СССР, России и мире: историография освоения и разработки его наследия (1939-2005 гг., критический анализ) / А.А. Фролов. – Н.Новгород: Изд-во Волго-Вятской академии государственной службы, 2006. – 417 с.

10Остроменцкая Н.Ф. Навстречу жизни // Народный учитель. - 1928. - № 1-2 (январь-февраль).

11Беленчук Л.Н. История отечественной педагогики: учеб. пособие. – М.: Изд. ПСТГУ, 2005.

12На разных берегах… Судьба братьев Макаренко. / Сост. и комментарии Г. Хиллига. – М., 1998. – 384 с.

13Ермаков А. Человек со знаменем: Антон Семёнович Макаренко (1988-1939). // Учительская газета. - 2004. - № 3 (9980) / 27 января.

14Чапала Ю.И. Сочинение на несвободную тему (роман). – Харьков, 2003.

15Васильев-Макаренко А.С. Иисус Христос и братья Макаренко. – // Знак вопроса (подписная научно-популярная серия). - 2005. - № 4.

16Целищева Н. Кто он, Антон Макаренко: автор научной, природосообразной теории воспитания или публицист - газетчик? Диспут в московском Центре внешкольной работы им. А.С.Макаренко // Народное образование. - 2006. - № 6. - с. 147 - 154.

17Чубаров Л. Макаренковцы (Что сталось с теми, кого воспитывал Макаренко). - М, 1994.

18Богуславский С. А ведь это - о моём деде // Народное образование. - 1989. - №12.

19Рубленов Д.Г. Педагогическое творчество А.С. Макаренко в контексте важнейших принципов православной педагогики // Использование психолого-педагогического наследия А.С. Макаренко в работе современного социального педагога. – Екатеринбург, 2004. - с.109-117.

20Глекова А.И. Мотивы социального служения А.С. Макаренко в свете Священного Писания // Использование психолого-педагогического наследия А.С. Макаренко в работе современного социального педагога. – Екатеринбург, 2004. - с.102-105.

21Слободчиков В.И. Выступление на открытии конференции, посвящённой 120-летию А.С.Макаренко 14 февраля 2008 г. в г. Егорьевске. Видеозапись в личном архиве авторов статьи.

22Видеоархив московского музея А.С.Макаренко.

23Ирзабеков В.Д. (директор Православного центра во имя святителя Луки (Войно-Ясенецкого), литературный редактор журнала «Шестое чувство», ведущий «Народного радио»). Интервью под видеозапись после лекции В.Д.Ирзабекова 27 января 2009г. в Центре славянской письменности и культуры. Видеозапись в личном архиве авторов статьи.

24. Пионеры макаренковедения: сб. научно-биографических статей. – М., 1991. – 192с.

25. Евсеев И.Л. Удивительный человечище. – М., 2008. – 176 с.

26. Лукин Ю.Б. Два портрета. – М. 1975. – 415 с.

27. Макаренко А.С. Педагогическая поэма / Сост., вступ. ст., примеч., коммент. С.Невская. – М.: ИТРК, 2003. –736 с.

28. Семейная тайна Антона Макаренко. Елена Чавчавадзе. «Фильм о неизвестных фактах писателя Антона Семёновича Макаренко, великого педагога ХХ века». Производство Российского Фонда Культуры. По заказу «Телеканала «Россия».

29Багреева Е.Г., Данилин Е.М. Возвращение к Макаренко. – М., 2006. – 160 с.

30. Макаренко А.С. Педагогическая поэма. – М.: ИТРК, 2003. – 736 с.

31. Игумен Марк (Лозинский). Духовная жизнь мирянина и монаха. По творениям и письмам святителя Игнатия (Брянчанинова). – Москва, 2003. – 333 с.

32Флоренский П. Троице-Сергиева Лавра и Россия // Сергий Радонежский: Сб. / Сост. В.А.Десятников., - М.: Патриот, 1991. –539с.

33Нефёдова М. Три сестры Анны Достоевской. // Нескучный сад. Журнал о православной жизни. 2008, №4.

34Соловейчик С.Л. Час ученичества. – М., «Дет. лит.», 1972. -256 с.

35Хилтунен В.Р. Поэзия и проза педагогики. К 100-летию со дня рождения А.С.Макаренко // Сельская жизнь, 1988, 13 марта.

36. Васильев А.С. Макаренко и Станиславский: две системы – один путь. Машинопись из архива Московского музея А.С.Макаренко.

37. Половинкин А.И. Необходимые сегодня дела для спасения России. –М.: Институт экономических стратегий, 2004. – 64 с.

38. Гоголь Н.В. Тарас Бульба; Портрет: Повести; статьи; трактаты / Сост., предисловие иеромонахза Симена (Тимачинского). – М.; Изд-во Сретенского монастыря, 2009. –480с.

39. Калабалин С.А. Бродячее детство. Повесть – М., Молодая гвардия, 1968. – 96с.

40. Морозов В.В. Воспитательная педагогика Антона Макаренко //Документально-педагогическое исследование. –М., Егорьевск, 2008. – 238с.

 

 

 

Приложение. Об отношении к А.С. Макаренко зарубежных христиан

Есть данные о том, что положительные отзывы католиков об А.С. Макаренко в печати появились ещё в середине XX века. Так, итальянец Е. Валентини (названный известным макаренковедом А.А. Фроловым «представителем католической церкви») в статье «Педагогика Макаренко» сравнил Макаренко с католическим священником и врачом Дон Боско — «педагогическим гением», который в организации учреждений для «уличной молодёжи» и беспризорных детей во II половине XIX века использовал три фундаментальных принципа: пример, любовь, труд. [9; 95].

Знал ли о Доне Боско Макаренко? Неизвестно. Но мог знать.

 «Аналогичную позицию заняли, — пишет А.А. Фролов, — и другие деятели католической ориентации: Л. Романини (в публикации 1953 г.), Д. Негри (1954 г.)» [9, там же]. По определению итальянки А. Сциортино Макаренко не «апостол беспризорности», а высший «гранд-соло» в воспитании [9; 167]. Развёрнутую характеристику «католического образа Макаренко» дал Н. Чакыров в специальной главе его монографии «А.С. Макаренко и основные воспитательные проблемы его времени» (София, 1973. С. 56–76). Целых 20 страниц! Там же он анализирует «католический образ Макаренко» и в работах немецких католиков Э. Файфеля (1965), В. Настайчика (1963, 1966), И. Рюттенаэр (1965) [9; 169]. «В Канаде в университете Британской Колумбии изучение некоторых аспектов макаренковской педагогической теории и практики введено в учебный процесс» [9; 283].

 

 

 

Сообщение от Московского педагогического музея А.С. Макаренко

Московский музей А.С. Макаренко (структурное подразделение Центра внешкольной работы им. А.С. Макаренко, являющегося учреждением дополнительного образования) в 2008 году отметил своё 25-летие.

Музей готов проводить для учителей православных школ лекции с выходом к выставке по новой теме «Православные истоки педагогического опыта А.С. Макаренко».

Адрес: Москва, ул. Поклонная, д. 16.

Проезд: от станции метро «Парк Победы» по ул. Генерала Ермолова налево — по Поклонной улице во втором здании с левой стороны (в здании Дома детского творчества «Киевский»).

Заявки на посещение музея и выставки по телефону: 8 499 148-08-35.

Заявки желательно подавать за несколько дней.

Р.В. Соколов (моб.): 8 916 579-09-46.

E-mail: dik-rvs@mail.ru

 

 

 

Первые отзывы на статью Р.В. и Н.В.Соколовых

13 марта 2008  Тема: Потрясающе - автор: Ирина

Потрясена тем, как мало на самом деле знала о Макаренко (учитель по образованию и 17-летним стажем). Читала и "Педагогическую поэму", и "Дорога в жизнь" о Семёне Карабанове, но была воспитана в "лучших" традициях СССР, и не увидела, не почувствовала то, что чувствовала сейчас при чтении этой статьи. Один из выводов, которые я сделала, читая статью: как воздуха не хватает православных, думающих педагогов, и как быстро находятся те, кто "вставляет палки в колёса" талантливым и совестливым учителям. Моё мнение однозначное: опыт Макаренко актуален как никогда.

 

13 марта 2008 Тема:   Снимаю шляпу ..... автор: John Doe

Поражён. Очень. Читал и Поэму и Дорогу .... Оказываться, мы просто не знали много. Спасибо за статью !!!!

 

14 марта 2008 Автор:  Александр       Тема:  Спасибо        

Важная статья. У меня дочь училась на филолога и среди её подруг были студентки пединститута. Как-то, уже третьекурсницы, они собрались у нас в доме, и я поспрашивал их о педагогах прошлого. Они знали всех современных западных педагогов. Фамилии Ушинского и Макаренко им были неизвестны! Поэтому очень нужная статья.

Авторы просят делать замечания. Кажется неточностью: "Антон полюбил украинский язык, любил читать Гоголя". Я был уверен, что Гоголь писал по-русски. Или я не прав?

 

14 марта 2008 Тема:  не передёргивайте    автор: Елена 

в советской школе, помню, нас учили, что все писатели, начиная с Пушкина, боролись против царизма и мечтали о будущей революции. А у вас убеждённый советский человек и убеждённый атеист Макаренко (без иронии, это действительно были твёрдые убеждения, неоднократно им высказанные) - оказывается Царствия Божия искал. Можно соглашаться или не соглашаться с его взглядами, но по крайней мере уважайте их! Не надо теперь всякому хорошему человеку приписывать несуществующую религиозность!

 

16 марта 2008 Тема:  Замечательная статья!!!!!!  

Уважаемые Ричард Валентинович и Наталья Валентиновна! Я - журналистка. Сотрудничаю с различными СМИ, в том числе и с православной латвийской газетой "Виноградная лоза". Сейчас пишу для неё статью о Макаренко. Уже пару недель искала разный материал... И вдруг, что называется, в последний момент, выходит ваша статья по Макаренко! Это то, что нужно нашему времени! И для меня, и для наших православных читателей ваши исследования будут просто открытием! Очень хотелось бы, чтобы вы продолжили в том же православном русле ваши исследования! (Дай вам Бог сил!) Может быть, вы найдёте что-нибудь о смерти Антона Семёновича Макаренко - тут вообще пишут по разному. Кто, что умер в купе, другие - на вокзале. Если у вас есть по этому поводу точные сведенья, то буду весьма благодарна за их предоставление.

Ваша однофамилица - Лидия Соколова

 

17 марта 2008  Тема: Огромное спасибо    Автор:  anna    

Прочитала статью на одном дыхании, помню, что читала Поэму лет в 12, тогда она меня потрясла. Личность Макаренко удивительна.

Спасибо за статью. Дорогая редакция, продолжайте эту тему, это очень актуально и важно. Современные педагоги ищут разные пути, порой изобретают велосипед, а тут такое наследие! Спасибо авторам.

 

Официальный сайт Латвийской православной церкви.

Гений великого педагога

За спиной Антона Семёновича Макаренко стоял благочестивый род, а сам он до конца жизни хранил Заповеди Божьи и жил по ним. Корни его веры, его педагогической работы были православными. О таком поразительном открытии мы узнаём из новейших исследований, которые провели кандидат социологических наук Соколов Ричард Валентинович и хранитель фондов Педагогического музея А.С.Макаренко Соколова Наталья Валентиновна…

…Лидия Соколова Газета «Виноградная лоза» №6 (120).

 

На сайте «Христианка» http://www.hristianka.ru/forum/t/3885/

 

Чтв, 04 Сентябрь 2008 08:40

Географическое положение: Ростов-на-Дону

Пол: Женский

Что касается А.С. Макаренко и его служения - именно служения - мне на ум притча приходит из Писания. Про отца и двух сыновей, которых он, по-моему, в виноградник посылал. Один согласился почтительно, но не пошёл. А другой сказал "не пойду", и пошёл. Христос спрашивал, кто больше угодил отцу...

Макаренко в своих произведениях о религии мог что угодно говорить. А жил и служил согласно духу Писания.   Он ведь никого из своих воспитанников не вернул в тюрьму. Вряд ли кто-то станет утверждать, что такое возможно без Божьей помощи…

Как писатель… Юмор у него замечательный. Здравый смысл - вне конкуренции, ИМХО. Обожаю его "Книгу для родителей".

 

Чтв, 04 Сентябрь 2008 10:04

Географическое положение: Украина-Канада

Пол: Женский

А я о Макаренко впервые услышала в университете, когда нам по педагогике задали прочесть " Педагогическую поэму". Кое-как, заставила себя открыть книгу..., а потом не могла оторваться, всю ночь читала, и смеялась и плакала... Сильное она тогда произвела на меня впечатление.

 

Чтв, 04 Сентябрь 2008 11:01

Ирина Мартынюк

Географическое положение: Kiev

Пол: Женский

А книга у меня есть. Но не читала. Теперь - обязательно!

 

Чтв, 04 Сентябрь 2008 15:15

Рыжая

Географическое положение: ЯНАО

Пол: Женский

Читала его "Педагогическую поэму". Произвела неизгладимое впечатление.

 

 

 

Несколько мыслей о книге Р.В. и Н.В. Соколовых
А.С.Макаренко: православные корни

Перечитывание произведений А.С.Макаренко 30 и 20 лет назад (я помню это и сейчас) вызывало у меня странное ощущение недосказанности и даже недоумения по поводу духовно-нравственной основы всей педагогической системы, которую создал великий человек. В этой системе всё было выше того, что проповедовали интеллигентные коммунисты и коммунистические интеллигенты, и вообще не укладывалось в идею коммунистического воспитания. Авторы настоящей брошюры развеяли мои сомнения и открыли Евангельское наполнение всей жизни и трудов Антона Семёновича Макаренко.

Когда А.С. сокрушается о невозможности применить опыт «педагогической науки прошлого» к имеющейся ситуации он, на мой взгляд, умышленно не называет среди «великих» имён православных педагогов и писателей. Всё какие-то руссо, песталоцци… Макаренко прекрасно был осведомлён и наверняка читал С.А.Рачинского, митрополита Филарета (Дроздова), епископа Феофана и, конечно же Пушкина и Гоголя, был знаком с трудами о. Иоанна Сергиева (Кронштадского), которые по-настоящему предопределили его педагогическое открытие. На них он не ссылается по одной лишь причине – коммунистическая цензура.

Он строил свой педагогический дом из кирпичей собственных открытий, но фундамент был уже установлен великими христианскими педагогами прошлого. Буйные жильцы этого дома (задоровы, буруны, карабановы и пр.) в отсутствии этого опоры разнесли в считанные дни всё, что было бы построено без надёжного основания. «Камень его же небрегоша зиждущии..», «Аще не Господь созиждет… »

Аскет и подвижник, гениальный человек сумел в годы самых страшных гонений на Церковь построить в жизнь своих воспитанников на основе христианской любви и Заповедей Божиих.  

Возможно подробный богословский и педагогический анализ творчества А.С. Макаренко с точки зрения Заповедей Блаженства (Нагорная проповедь Христа) даст нам цельную картину религиозных и педагогических взглядов педагога.

Место и силу воздействия идей Макаренко на русскую мысль и становление государства ещё предстоит определить.

Под все Заповеди Блаженства можно найти множество примеров в книгах А.С.Макаренко.

Макаренко – это уровень Гоголя и Достоевского. Его нельзя сегодня сформулировать и персонифицировать. Можно лишь на уровне догадок и предположений убеждаться в его гениальности.

Возможный упрёк в конъюнктурном при написании книги совершенно несостоятелен. Как и при жизни, во времена Советского Союза, так и в современной России у педагогических идей великого человека и у него лично всегда было гораздо больше врагов, нежели сторонников. Поэтому утверждение о православном основании педагогических идей Антона Семёновича в наши дни может стать лишь дополнительным поводом для оккультистов-атеистов типа г. Азарова и пр. «разоблачать» великого педагога, как церковника и мракобеса (до сих пор любимое словечко противников православной культуры и Церкви). Думаю, что авторы брошюры с первых же дней от её публикации ощутили на себе прилив критиканства со стороны атеистического официоза, - правильнее сказать «олимпа».

 

Е.М.Романов, г.Челябинск

Апрель 2009 г.

 

 

 

ПРАВИТЕЛЬСТВО МОСКВЫ

ДЕПАРТАМЕНТ ОБРАЗОВАНИЯ ГОРОДА МОСКВЫ

 

Семёновская пл., д. 4, Москва, 105318 

Телефон: (495) 369-3142                                 Факс: (495) 366-7080

E-mail: ?t@eduсom.ru                                      http: //www.educom.ru

 

Директору Издательского дома «Народное образование»

Кушниру А.М.

27.04.2009            2/33 - 49

на №                       от                                

 

 

Уважаемый Алексей Михайлович!

На заседании Общественного Консультативного совета «Образование как механизм формирования духовно-нравственной культуры общества» при Департаменте образования города Москвы 10 апреля 2009 г. состоялась презентация брошюры членов Международной Макаренковской ассоциации Соколова Р.В. и Соколовой Н.В. «А.С. Макаренко: православные корни. Судьба педагога и его педагогического опыта», изданной Вашим издательством. Совет счёл эту работу актуальной и полезной, в том числе те материалы, которые авторы представили в качестве не вошедшего в публикацию продолжения своего исследования.

В связи с этим просим Вас осуществить допечатку брошюры (если возможно, в том же количестве) на благотворительной основе, чтобы её авторы и члены нашего Совета могли ознакомить с нею заинтересовавшихся педагогов из актива нашего Совета в учебных округах. Многие члены Совета с большим уважением относятся к деятельности А.С. Макаренко и поддерживают инициативы по изучению его наследия и распространению знаний о нём среди московского учительства. Было бы очень хорошо, если бы некоторое количество экземпляров этой брошюры удалось напечатать в ближайшее время, поскольку в мае 2009 г. состоятся научно-практические конференции и другие мероприятия.

 

С уважением,

 

Главный специалист,

сопредседатель Общественного Консультативного

совета «Образование как механизм формирования

духовно-нравственной культуры общества» при

Департаменте образования города Москвы

А.Ю. Соловьёв

366-52-91