|
|
|
|
|
|
Философская
антропология и её понимание А.С. Макаренко В.И. Слуцкий, аспирант кафедры общей педагогики КГПУ, председатель
Карельского регионального общественного движения
«Демократические реформы в образовании» Каковы
были антропологические убеждения А.С. Макаренко? Почему он так «воевал» с
педологией? Действительно ли он «авторитарный педагог», как утверждают его
противники? И может ли быть опыт Макаренко востребован сейчас? По
мнению автора, антропологические убеждения Макаренко в равной мере антагонистичны
как современной «либеральной» антропологии (человек есть цель в себе, он
живёт для себя, для своего удовольствия), так и антропологии прошлого
(отдельный человек – только часть нации, государства и пр. и не имеет
самостоятельной ценности). А.С. Макаренко считал, что цель воспитания не
заложена в ребёнке, она существует в сознании воспитателя, в его убеждениях,
и он несёт личную ответственность за то, каким станет его воспитанник. При
этом на словах Макаренко конформист («воспитательный идеал, – говорит он, –
задаётся социальным заказом»), но на деле – ярко выраженный нонконформист.
Его опыт глубоко враждебен как традиционному российскому социуму, так и так
называемой «западной» цивилизации. В
современном мире, считает автор, опыт Макаренко неприменим. Может
быть, кому-то покажется странным этот вопрос: что думал А.С. Макаренко о
природе человека? Ведь никогда и нигде он не высказывал прямо своих убеждений
на этот счёт и, может быть, даже их до конца не осознавал. Но они у него,
несомненно, были, и именно эти убеждения решающим образом влияли на всё его
педагогическое творчество. Видимой
частью айсберга здесь является борьба А.С. Макаренко с педологией.
«Педология» – это буквально «знание о ребёнке», задача её всего лишь в том,
чтобы всесторонне изучить детей, знать их во всех отношениях. Казалось бы,
что тут плохого? И Макаренко против самого по себе изучения ребёнка ничего и
не имел – он был против подмены активного целенаправленного воспитания
изучением личности ребёнка. Если
бы педологи занимались только накоплением разнообразных знаний о детях, они
бы, конечно, не удостоились такой непримиримой вражды великого педагога. Но в
том-то и дело, что педология всей своей деятельностью доказала, во-первых,
то, что всякий, говорящий о детях, думающий о них, что-то с ними или для них
делающий, неизбежно становится и педагогом в том смысле, что у него
появляется собственная педагогическая позиция, своё педагогическое
мировоззрение. Во-вторых, педология показала, что нельзя изучать ребёнка,
игнорируя антропологию (разумеется, я имею в виду философскую антропологию,
науку о природе человека), что всё равно, осознанно или неосознанно, всякий,
кто говорит о ребёнке, говорит о человеке, и в основе всего, что он делает,
неизбежно будет лежать вполне определённая антропология, определённое
представление о природе человека, о том, что он такое (пусть это
представление и неосознанное). Вот
именно педагогическая позиция педологов и их антропология как раз и
раздражали А.С. Макаренко. Что
же это за позиция и что это за антропология? «Система
такая: надо изучать ребёнка. Изучая его, мы что-то найдём, а из того, что мы
найдём, сделаем выводы. Какие выводы? Выводы о том, что с этим ребёнком нужно
делать. Вот
основная логика педологического направления», – так писал А.С. Макаренко [1,
c. 28]. Ну и
что тут плохого? Почему нельзя «делать выводы о том, что с этим ребёнком
нужно делать», изучив этого ребёнка? Дело
в том, что, с точки зрения Макаренко, ребёнок – существо, прежде всего,
незрелое. Поэтому ребёнка тянет на путь наименьшего сопротивления: например,
предоставленный сам себе ребёнок вряд ли станет работать, созидать – это
трудно. Он предпочтёт развлекаться, займёт позицию потребителя. Поэтому «из
ребёнка», а точнее – из тех стремлений, желаний и пр., какие у него уже есть,
– никаких «выводов» о том, что с ним нужно делать (т.е. как его воспитывать),
делать нельзя. То
есть цель воспитания, считает А.С. Макаренко, из ребёнка невыводима: сколько
ребёнка ни изучай, всё равно будет неизвестно, каким он должен быть и как его
нужно воспитывать. Если
же предоставить ребёнку свободу – в современном понимании этого слова –
делай, что хочешь, живи, как тебе нравится, то чаще всего получается
«обыкновенный полевой бурьян» [2, c. 531]. Педагогическая
позиция и антропология педологов основана на аналогии между человеком и …
растением! Причём аналогия эта самая прямая. По их мнению, в человеке, как и
в зерне растения, уже заложено всё то, что должно из него получиться, – наша
задача только в том, чтобы создать наилучшие условия для такого развития, и
ничего другого сделать мы не можем: если это зерно пшеницы, то пшеница из
него и вырастет, нельзя из него «сделать» что-то другое, также нельзя сделать
из человека то, чем он уже сейчас не является. Значит, правильное развитие –
это саморазвитие, о цели воспитания нечего думать – она заложена в самом
ребёнке, и, если условия хорошие, ребёнок разовьётся сам собой так, как надо. Ребёнок
в таком представлении – это зерно, воспитатель – садовник. А.С.
Макаренко же представлял себе процесс воспитания по аналогии с
производственным процессом [2, c. 532]. Ребёнок для него сырьё [2, c. 533],
годное для производства из него Человека (именно так: с большой буквы),
однако в самом по себе ребёнке то, что должно из него получиться «на выходе»,
также не заложено, как не заложено в куске сырой глины, что именно может и
должен из него вылепить гончар. Цель в материале не заложена. Цель
первоначально существует только в сознании мастера. «Мы
знаем, каким должен быть наш гражданин, мы должны прекрасно знать, что такое
новый человек, какими чертами этот человек должен отличаться... Мы
должны стремиться всех людей, всех детей воспитывать в наибольшем приближении
к нашему идеалу» [1, c.29]. Итак,
цель воспитания – это наш (воспитателей) идеал. Он находится в нас, в нашей
душе, в нашем сознании и воображении, а отнюдь не в ребёнке. Что
же собой представляет этот идеал? Каково его содержание, как он формируется
внутри нас? Идеал
– это «развёрнутая программа человеческой личности» [3, c. 129]. То есть это
наше представление о том, каким должен быть человек: эгоистом или
альтруистом, трусливым или смелым, волевым или бесхарактерным и пр. При этом
«… становится абсолютно недопустимым заменять точное описание нашего продукта
общими возгласами, патетическими восклицаниями и «революционными» фразами»
[4, c. 169]. Так
что должно быть «точное описание», и конечный продукт должен ему
соответствовать; должен быть также отдел «браковки» и «контроля» [2, c. 532],
чтобы проверять, соответствует ли «продукция» «заданным параметрам». А
откуда же это «точное описание» возьмётся? Следует совершенно чёткий ответ:
«Проектировка личности как продукта воспитания должна производиться на
основании заказа общества» [4, c. 169]. Общество – заказчик; педагог –
«сапожник», выполняющий заказ. А дети – материал, из которого
сапожник-педагог «шьёт» заказанное. Вот
здесь стоит остановиться и задуматься. Задуматься над тем: а правильно ли
понимал великий педагог себя самого, вполне ли он осознавал свои собственные
педагогические убеждения? Известно,
что А.С. Макаренко огромное значение придавал воспитанию чувства чести и
чувства долга. Из-за этого он находился почти в постоянном острейшем
конфликте с ... «заказчиком»! – т.е. с обществом, в котором жил.
Представители этого самого «заказчика» («педагогические олимпийцы», как их
называл сам А.С. Макаренко, т.е. наробразовские чиновники и учёные-педагоги)
постоянно ему указывали: Вы, дорогой товарищ, не то делаете, не то, что вам
заказано! Прекратите вашу отсебятину! «Честь» и «долг» – буржуазные
категории, нам люди с честью и с чувством долга не нужны. И т.д. и т.п. Но
«завкол» продолжал упорно гнуть свою линию, в результате чего и вынужден был
– после 8 лет исключительно успешной работы – уйти из колонии им. Горького. Действительно
ли он выполнял социальный заказ? Нет. Он воспитывал детей в соответствии со
своим собственным представлением о том, каким должен быть Настоящий Человек. Сейчас
ни для кого уже не тайна: так называемое «советское» общество было всего лишь
очередной модификацией традиционного русского рабства. Следовательно,
«педагогический заказ» был очень простым – надо воспитывать рабов. Само слово
«раб» в русском языке произошло от «роб», «робкий» [5, c. 376], раб – это
робкий, не уверенный в себе, приниженный, слабый, несамостоятельный человек.
А А.С. Макаренко воспитывал Хозяев (это слово «хозяева» – в отношении
колонистов – проходит красной нитью через всю «Педагогическую поэму». «Вы
должны быть хозяевами», – говорит «завкол» Задорову в самом начале «Поэмы»
[2, c. 27]; «Мы идём, как хозяева, по нашему городу» [2, c. 601], (а это одна
из последних сцен), людей, воспринимающих всё вокруг себя как своё, то, за
что я отвечаю, о чём я должен заботиться, но также и то, что мне принадлежит
(хотя и не только мне). Разве
таким был «социальный заказ»? Нет, конечно. «Раб» и «Хозяин» – это же
антонимы. Разве
при «советской» власти кто-то с кем-то советовался? А в колонии им. Горького
и коммуне им. Дзержинского была действительно самая настоящая советская
власть – власть совета командиров: может быть, это было вообще единственное
место в «советской» стране, где реально существовала советская власть. Таким
образом, слова о том, что цель воспитания должна задаваться обществом, – это
не подлинное убеждение А.С. Макаренко; более того, слова эти для того и
предназначены, чтобы скрыть (возможно, и от себя самого) опасную истину:
уверенность в том, что «программа личности» – воспитательный идеал –
формируется как личное убеждение воспитателя, убеждение, за правильность
которого он в ответе перед своими воспитанниками, перед всеми людьми, перед
своей совестью, поэтому, если общество стремится «обработать» детей так, как
этому обществу выгодно, «сломать» их, превратив в рабов, педагог обязан
бороться за этих детей против общества: бороться не словами, а самой своей
работой, на словах (в целях безопасности, самосохранения) признавая
«социальный заказ», но фактически его игнорируя. И именно так А.С. Макаренко
и действовал всю свою жизнь. При
этом свой личный педагогический идеал он совершенно искренне называл
«коммунистическим», но это опять-таки ложь во спасение: ничего особенно
«коммунистического» в нём не было – идеал этот вполне общечеловеческий. Да,
его идеалом была личность «коммунная», считающая для себя естественным
жертвовать своей индивидуальной выгодой ради общего блага. «Ты не можешь
теперь думать только о себе, ты должен думать и обо всех нас...» – говорит
Захаров-Макаренко новичку-индивидуалисту Игорю Чернявину («Флаги на башнях»)
[6, c. 113], но потом добавляет: «Без этого не может быть Настоящего
Человека». Вот
почему он считал нужным именно так воспитывать детей – не потому, что
коллектив, группа, общество важнее отдельной личности, а потому, что стать
Настоящим Человеком можно только так, только научившись отдавать себя другим,
жертвовать своим эгоизмом ради других. Итак,
основное антропологическое убеждение А.С. Макаренко следующее: человек – это
такое существо, которое нуждается в воспитании. Сам по себе человек (ребёнок)
– это всего лишь сырьё, годное для производства из него Человека: стать
Настоящим Человеком он может только в результате воспитания. Так что человек
живёт на земле не ради своего удовольствия, не ради того, чтобы ему было
приятно и легко существовать, не ради наиболее полного удовлетворения своего
эгоизма (а это как раз основная антропологическая аксиома современной
западной цивилизации), но и не ради общества, не как песчинка, винтик,
необходимые для величия державы и пр. – а ради своего полноценного
личностного развития, чтобы в итоге стать Настоящим Человеком. Но
ребёнок не знает, что это такое, представление о том, что есть Настоящий
Человек (результат воспитания), должно быть у воспитателя-педагога, и оно
должно возникать как продукт его собственных, личных убеждений, размышлений о
том, каким должен быть Настоящий Человек. Ребёнок как существо несовершенное,
незрелое не только сам не стремится расти, развиваться как личность – ведь
это очень трудно – он нередко сопротивляется воспитанию, противодействует ему
(«Почему… мы… не изучаем сопротивление личности, когда её начинают
воспитывать? Ведь для всех не секрет, что такое сопротивление имеет место»
[2, c. 533]). В этом случае воспитатель не только имеет право, но и обязан
«не отказываться от принуждения» [2, c. 116]. Это
тоже чрезвычайно важно, поэтому здесь стоит остановиться. Как известно, одним
из главных пунктов антропологических споров во все времена было понятие о
свободе человека. Что это такое «свобода человека»? Изначально ли свободен
человек или он только способен стать свободным (но тогда способен и не
стать)? Является ли свобода человека итогом, результатом его общественного
или (и?) личного развития, или она – условие его развития и счастья? Современное
общество (опять же – западное) понимает свободу как условие для счастья:
человека нужно освободить, тогда ему будет хорошо. Поэтому свобода есть
основная социальная добродетель, а принуждение – порок. А.С.
Макаренко же считал, что невоспитанного человека ни в коем случае освобождать
нельзя, более того, к нему нужно применять принуждение, потому что быть
Настоящим Человеком сам он не стремится. В то
же время свобода человека для А.С. Макаренко была несомненной ценностью, но
не как условие, а как итог воспитания: воспитанный человек становится
свободным, и ему нужна и внешняя свобода, самостоятельность. А.С.
Макаренко не был гуманистом в современном понимании. Ведь современный
гуманизм состоит в снисходительном отношении к ничтожеству человека, его
слабости, трусости, эгоизму, даже к поощрению их. А.С. Макаренко ко всему
этому был крайне нетерпим. Пусть личность страдает, пусть ей будет больно,
главное, чтобы она развивалась в правильном направлении. Поэтому никакого
гуманизма в отношении «антисемита», хулигана и насильника Осадчего «завкол»
не проявлял: его реакция исключительно резкая, непримиримая – он совершает
насилие над своим воспитанником [2, c. 94]. А.С.
Макаренко никогда буквально так не говорил, но фактически считал, что
бороться за человека иногда приходится… с ним же самим! При этом нередко
применяя прямое насилие (если личность очень невоспитанная, педагогически
запущенная), потому что то, что из человека должно получиться, по его мнению,
несравненно важнее его [этого человека] сиюминутного благополучия и
удовольствия. Цель
не оправдывает средства, но результат оправдывает средства – так, видимо, он
считал. Поэтому
«любить человека» (ребёнка), «заботиться о человеке» для А.С. Макаренко
значило заботиться в первую очередь не о его мещанском благополучии, а прежде
всего о его личностном развитии, о том, чтобы он двигался вперёд как личность,
становился лучше. Как
этого добиться? Нужно уважение к человеку (не вытекающее из его заслуг, а
безусловное, – уважение как фактор воспитания, поэтому уважать нужно всякого,
в том числе преступника [1, c. 27]), и должна быть «вера в человека… вера в
лучшие человеческие качества…» [1, c. 31]. Если воспитатель верит в своего
воспитанника – в то, что тот может стать и обязательно станет Настоящим
Человеком – то это на воспитанника сильно влияет, считал А.С. Макаренко. Второй
фактор – система требований, причём не только воспитателя, но и коллектива,
общества. Нужно, чтобы социум требовал от каждого: будь Настоящим Человеком –
чтобы была необходимость расти, личностно развиваться. Опять
остановимся. Современное общество понимает социум как условие благополучия
человека. А.С. Макаренко понимал его как фактор воспитания, притом как
главный фактор. Социум нужен для развития людей, для того, чтобы воспитать
их, – так он думал. Легко
видеть, что этот замечательный человек был таким же нонконформистом на деле,
как и все Настоящие Люди. При этом он очень умело притворялся конформистом на
словах. Но только в публичных своих высказываниях. В
письмах, особенно к Горькому, мы видим настоящего Макаренко. Он пишет: «К вам
приводят запущенного парня, который уже и ходить разучился, нужно из него
сделать Человека (так у автора, с большой буквы. – В.С.). Я поднимаю в нём
веру в себя, воспитываю у него чувство долга перед самим собой, перед рабочим
классом, перед человечеством, я говорю ему о его человеческой и рабочей
чести. Оказывается, это всё «ересь». Нужно воспитать классовое самосознание
(между нами говоря, научить трепать языком по тексту учебника политграмоты)»
[4, c. 244]. Вот так исполнитель «социального заказа»! А на
самом деле он верил: каждый из нас, воспитателей, несёт личную
ответственность за каждого своего воспитанника, и никто не может за нас
решить, какими они должны быть и как их воспитывать. Это мы, только мы сами,
должны решать. Мы педагоги – мы отвечаем. Мы
можем и даже должны делать вид, что конформны по отношению к обществу, чтобы
нас сразу же не «съели», дали работать, – но делать нужно то, в чём мы лично
убеждены. Только в этом случае можно воспитать не только полноценно развитых,
но и счастливых людей, потому что эгоистичный, слабый человек не может быть счастливым,
он не знает, что это такое, – счастье возможно только для Настоящего
Человека, поэтому воспитать человека и сделать его счастливым – это на самом
деле одно и то же. К
сожалению, всё сказанное выше приводит нас к выводу: в настоящее время педагогика
А.С. Макаренко востребованной быть не может. Потому что на уровне
фундаментальных ценностей и убеждений, на уровне понимания природы человека,
она не только неконформна, но и враждебна современному обществу. Время
педагогики А.С. Макаренко ещё не пришло. Наверное, оно впереди. Литература 1. Макаренко А.С. Педагогические
сочинения в 8 т. Т. 2. Макаренко А.С. Педагогическая поэма.
М.: Художественная литература, 1987. 3. Макаренко А.С. Педагогические
сочинения в 8 т. Т. 4. Макаренко А.С. Педагогические
сочинения в 8 т. Т. 5.
Краткий этимологический словарь русского языка. М.: Просвещение, 1971. 6. Макаренко А.С. Педагогические
сочинения в 8 т. Т. |
|
|
|
|
|