|
|
|
|
|
|
Мой учитель Г. В. Гасилов С. Э. Карклина «Советская педагогика», |
|
|
|
Мне было 15 лет, когда директор детского дома, где я воспитывалась, Георгий Васильевич Гасилов сказал: — Вырастешь, станешь директором школы. Я отрицательно покачала головой. А кем хочешь быть? — спросил настороженно. Кинорежиссёром. —- Знаешь, работа директора во сто крат ярче и радостней. Это самая ответственная и счастливая должность — растить будущее своей страны. Через его руки, душу, сердце пройдёт сотня детей, и за судьбу каждого он несёт личную ответственность, за то, какими они станут — инициативными борцами или разгильдяями, лодырями. Любая должность — это служба, а школа — это служение. На любую должность назначают, а директору школы доверяют. Он совесть общества, в него должны верить, пойти за ним без оглядки и сомнений. Директор — должность ответственная и значительная, нужная нашей стране, людям, живая и радостная. Спустя много лет мы идём по школьному коридору: я — директор школы, которую «проверяет» Георгий Васильевич — заведующий РОНО. За его плечами огромный педагогический опыт, он уже собирается на пенсию. Ещё только 1-е сентября, а я уже устала так, как будто год кончается: строители затянули с ремонтом, в конце августа вышел приказ о закрытии одного класса, спешная перестановка кадров, учителей не хватает — суета, суматоха, как на пожаре. Георгий Васильевич упрямо твердит своё: — Завидую тебе: сила, молодость — можно всё без сожаления отдавать великому делу — воспитанию. Будь моя воля, самую талантливую и одухотворённую молодёжь направил бы работать в школу, и тогда мы вырастили бы целое поколение таких же одухотворённых и талантливых людей. Только личность может воспитать личность. «Идеалист, мечтатель,— думаю про себя,— разве не знает, что скоро последние учителя разбегутся, работать будет не с кем. Престижность педагогической профессии падает». Он всё это знает, понимает и поэтому не устаёт повторять: — Основная причина наших неудач в нас самих, в неправильной организации школьной жизни. Мы должны освободить директора от всех ненужных, несвойственных ему дел и потребовать основного: такой организации ученического коллектива, когда каждый чувствует себя хозяином, ответственным за состояние дел. Директор должен быть лицом авторитетным, эрудитом, мастером. Он должен уметь защищать свои педагогические позиции, бороться за них, доказывать словом и делом правоту. Главное его умение — руководство коллективом, создание атмосферы взаимного уважения, требовательности, творческого подхода к делу. Он говорит о таланте организатора — этом редкостном даре, который надо увидеть, вырастить, сберечь. О том, что необходимо доверять молодёжи, с гордостью сообщает, что лучшим директорам, которых назначил на эту должность, ещё нет и тридцати. Недостаёт опыта, зато энергия бьёт через край, голова полна идей, любят и понимают ребят. Чужой опыт мало чему учит, надо иметь свой. Без разумного риска нет воспитания, а для этого нужны смелость, перспектива. — А каким должен быть сам руководитель таких директоров? — спрашиваю у заведующего РОНО. Георгий Васильевич задумывается: Он в первую очередь должен быть мужественным человеком, уметь защищать директора. От кого? — удивляюсь я. — Защищать в прямом и переносном смысле. Он должен хорошо знать каждого педагога, его сильные и слабые стороны, осознавать, что можно, а что нельзя от него потребовать, поддерживать его авторитет, ценить по достоинству. Надо очень хорошо понимать условия, в которых трудится школа и, если потребуется, встать на его защиту, если нет порочащих фактов и корыстных мотивов. Руководитель просвещенцев района — первый пропагандист педагогических идей, политики партии в области образования. Он приобщает общественность к практическим делам воспитания молодёжи: организует производительный труд школьников в цехах завода, разновозрастные отряды по месту жительства, проводит день учителя, «неделю школы», совместно с райкомом руководит комиссиями содействия семье и школе на предприятиях. Мало ли дел?! Он всегда добивался взаимопонимания с партийными и комсомольскими руководителями района, умел раскрыть перед ними всю важность и необходимость их непосредственного участия в деле воспитания, значение новых педагогических идей и передового опыта, понимая, что только при их искренней заинтересованности и глубоком проникновении в суть педагогических проблем можно создать в районе условия для творческой работы школ. Прошли годы. Я перешла работать в институт. Телефонный звонок, поднимаю трубку, слышу возмущённый голос Георгия Васильевича. Как ты смела бросить школу? Самый нужный, самый горячий участок работы?! Я не бросила, а переключилась на педагогическую науку. — Какая педагогическая наука вне школы? Только в школе и можно решать педагогические проблемы. — Устала,— призналась я.— Совмещать и то и другое нет возможности. — Значит, ты неправильно организовывала свой труд,— заключил он категорично. Я очень многим обязана своему Учителю. И педагогом стала только потому, что встретила на своём пути Георгия Васильевича. А было это так. Шла война. Подмосковный детский дом, живём голодно, скучно, и вдруг новость: прислали нового директора. Чудного какого-то. Небольшого роста, с бородкой, приходит в спальню к малышам и, вместо того чтобы поздороваться, спрашивает: «Как живёте, караси?» Чуть присев, разводя руками, сам же отвечает: «Ничего себе, мерси». Малыши смеются вместе с ним, а старшие смотрят недоверчиво. Всякого уже натерпелись. Кругом разруха, голод. В детском доме, что под Москвой, на станции Правда, живут около 500 ребят, обстановка не из лёгких. Воспитатели жалуются: «Живём в лесу, а мёрзнем, свой большой огород, сад, а недоедаем, никто работать не хочет. Меняются директора, а положение остаётся прежним». На следующий день меня вызвал к себе новый директор. Георгий Васильевич встретил приветливо, даже ласково, с улыбкой встал, подошёл, обнял за плечи. Смотрел я тут списки воспитанников, наткнулся на твою фамилию. Скажи, пожалуйста, твоего отца звали Эдуард Петрович? Я знал его, отличный это был человек. Почему был? — спросила я испуганно. — Не был, а есть, это я просто оговорился. Я невольно оглянулась на дверь. Она была закрыта. Дело в том, что это был первый в моей жизни человек, который после ареста отца признался, что знал его, а тем более открыто сказал, что мой отец замечательный человек. Ещё совсем недавно я гордилась им, он был герой гражданской войны, устанавливал Советскую власть в Латвии, потом боролся с басмачами в Средней Азии, ранен, награждён боевыми орденами, командовал дивизией, а теперь он «враг народа», а не «доблестный сын Отечества», как раньше. После его ареста, когда мама встречала знакомых, те спешили перейти на другую сторону улицы, чтобы не поздороваться, боялись протянуть ей руку. Один из его воспитанников, которого он подобрал на фронтовых дорогах, вырастил, вывел в люди, дал образование, помог закончить академию, закрыл дверь своего дома, когда мама пришла к нему за помощью. — Я вас не знаю,— сказал он ей, опустив глаза.— Вы ошиблись адресом. Он, полковник Красной Армии, испугался. А молодой директор, щупленький штатский человек, не боится сказать, что мой отец достойный уважения человек. Это было неожиданно в то время, когда в школе и во дворе все вокруг, кто шептал, а кто и в полный голос, произносили «враг», «предатель», «дочь изменника Родины». Я молча заплакала, впервые после того, как попала в детский дом, не могла сдержать слёз. Георгий Васильевич посадил меня на диван, сел рядом, стал рассказывать: «Мы с твоим отцом встречались на пленумах ЦК Туркестана. Я занимался детскими домами. Это было всё очень далеко от того, чем ведал твой отец. Но если у нас было туго с продовольствием и нечем было кормить ребят, я шёл к нему. Он договаривался, и часть пайка красноармейцы отдавали нам, так он не один раз выручал голодных детей. Я не помню случая, чтобы он отказал в подвозе продовольствия, помогал в организации летних лагерей. Это был настоящий большевик, ты ещё им будешь гордиться». Я не могла говорить от волнения, слёзы ещё пуще заливали всё лицо. Платок я забыла взять с собой и всё прижимала к глазам ладонь. — Я знаю, ты сейчас в обиде на всех, на целый свет. Смирись, будь благоразумна. Пройдёт время, всё прояснится. На партию и Родину обижаться нельзя. История рассудит. Наступят времена, и народ вернёт честное имя своим лучшим сынам. Надо терпеть, нельзя разрешать себе озлобиться — пропадёшь. Верь, и правда восторжествует. Его пророческие слова сбылись в За многолетнюю свою педагогическую практику мне не приходилось видеть повторение опыта, который проделал Георгий Васильевич в сорок четвёртом в детском доме на станции Правда. Через два месяца он его превратил в образцовый, организованный, дисциплинированный, целеустремлённый коллектив единомышленников. Чёткий режим, единство требований, коллективное мнение, правильно организованный труд — всё это сплотило взрослых и детей. Было опровергнуто установившееся в педагогике мнение, что создание общешкольного коллектива требует годы. Через два месяца Георгий Васильевич вместе с учителями и воспитателями уехал на целую неделю в Москву на конференцию, оставив детский дом на попечение ученического самоуправления. Старшие остались за воспитателей, я, ученица VIII класса, замещала директора. Порядок сохранялся образцовый, за неделю не было ни одного нарушения, все, начиная с III класса, работали в поле по 4-7 ч каждый день. Вечером после конференции Георгий Васильевич принимал наш рапорт, и ни тени умиления, а тем более восторга: «Всё в порядке, так оно и должно быть, ваш дом, вам за него и отвечать». Он и сейчас мне говорит: «Основной резерв эффективности учебно-воспитательной работы вижу в организации общешкольного коллектива, ученического самоуправления. Если ребята не чувствуют всей меры ответственности за состояние дел в своём учреждении, не ощущают себя хозяевами школы, не гордятся успехами своего коллектива, не переживают общих огорчений, не умеют свои интересы сочетать с коллективными,— значит, нет настоящего советского воспитания. Главное мастерство педагога — умение руководить коллективом, в котором хорошо каждому ученику и учителю». И он этим мастерством владел безупречно. У этого вечного выдумщика, неистощимого импровизатора на каждый случай жизни было десять вариантов, приёмов, способов осуществления педагогической цели. И в каждом — своя инструментовка под стать воспитательной ситуации. Вспоминаю эти годы из жизни детского дома, Приехал он к нам в мае — Вот чудак какой-то,— услышали мы, когда он ушёл.— Работы по горло, а он праздник придумал. И что интересного можно придумать: самодеятельности нет, даже уроки пения отменили? Хорошо бы испекли по булочке на ужин, вот вам и праздник. Через три дня Георгий Васильевич, оставив старших после ужина, спросил: «Что решили?» Все молчали. Тогда он предложил: «Начнём с приглашения гостей, позовём наших друзей и шефов из воинской части. Пусть посмотрят, как мы живём, устроим вкусный ужин, угостим их, подготовим концерт». Все равнодушно смотрели на директора. Никто не знал никаких друзей детского дома и не пришёл в восторг от мысли, что их нужно вкусно покормить и подготовить концерт. Словно не замечая унылых лиц, Георгий Васильевич продолжал: «Завтра же наши лучшие художники оформят пригласительные билеты, группа ребят в парадных костюмах поедет в Москву. Пригласим наше начальство из Моссовета, горкома партии, комсомольцев-шефов. Другую группу отправим в воинскую часть, пусть самые вежливые и воспитанные расскажут о детском доме». Группы выбрали. Руководителем назначили меня и Пашу Носова — секретаря комсомольской организации. Пригласительные билеты были нарисованы. Отутюжены парадные формы, мальчиков подстригли, девочки повязали банты. Перед выездом провели репетицию: как войти, что сказать, как себя вести. Вечером мы возвратились домой. Перебивая друг друга, рассказывали, как нас принимали, чем угощали, о чём спрашивали. Это было событие для детдомовцев! Кончились экзамены. Оставалось пять дней до праздника, а ещё почти ничего не было готово. Вдруг страшная неприятность обрушилась на всех — заболел Георгий Васильевич. На заседание комиссии вместо него пришла Лидия Александровна — его жена. Ребята растерялись. Что же делать, — может быть, всё отменить? «Зачем? — удивилась Лидия Александровна. — У вас ведь у каждого свои участки, вот и работайте». Она достала листок. — Вот Георгий Васильевич просил вам напомнить, что надо провести воскресник по уборке территории. Здесь всем есть задания. Я в душе ругала и Георгия Васильевича, и себя, и всю эту затею с приглашением гостей, но отступать было поздно. — Мы приглашали — нам встречать, нам же краснеть за все неполадки,— сказала ребятам.— Придётся всё привести в порядок. Мальчишки во главе с Пашей два дня готовили лопаты, насаживали мётлы для всей ребячьей армии. К воскреснику готовились, как к штурму. Все эти дни в детском доме жизнь била ключом. Готовили выставку технического творчества. Оказалось, многие увлекаются физикой, химией, и особенно много помощников прибежало к нашему биологу Марии Васильевне, она целыми днями копалась на юннатском участке. Целую бригаду девочек пришлось отправить на глажку и штопку. В мастерской до позднего вечера стучали машинки: наши портнихи приводили в порядок пионерскую форму. Таню Замошину — девочку тихую — назначили заведующей столовой. Она сразу доложила комиссии, что посуды не хватает: тарелок мало, вилок вообще нет. Бросились к больному Георгию Васильевичу. Тот, лёжа в постели, вызвал к себе завхоза. Пётр Иванович, человек незаметный, в эти дни сделался центральной фигурой. За ним то и дело прибегали ребята: нужны были то мыло, то веники, то тряпки. Он ворчал, ругал всех на чём свет стоит, но на просьбы откликался. За эти дни он забегался и даже заметно похудел. Георгий Васильевич велел ему срочно закупить посуду, а если не успеет, то съездить в воинскую часть и взять взаймы. Шефы тут же прислали пикап командира, гружённый стаканами, тарелками, блестящими вилками и ножами. За день до открытия лагеря Георгий Васильевич поправился. Выглядел он весёлым и довольным. Обошёл с комиссией весь детский дом, сделал кое-какие замечания. — Всё обстоит даже лучше, чем я ожидал,— сказал он нам.— Спасибо! Молодцы! Праздник удался на славу. Много лет спустя спросила Георгия Васильевича: «Вы тогда нарочно заболели? Чтобы мы всё сделали сами?» Как сказать? Я был болен, но мог бы в случае острой необходимости встать. Значит, это был специальный педагогический приём: мы приглашаем гостей, расхваливаем им свой дом, а потом сами же и готовимся к их приезду? Получилось тогда всё хорошо, вы достигли своего. Сразу изменился климат коллектива. Этого я и добивался,— ответил Георгий Васильевич.— Хотел, чтобы вы поняли, что можете сами быть хозяевами в своём доме. А потом сам праздник. Если его хорошо организовать, то это перспектива, стимул деятельности. Этот педагогический приём успешно применялся в школе продлённого дня № 630, где я работала директором. Учебный год мы заканчивали большим праздником «День рождения школы». Проходил он 20 мая. Подготовка к нему велась почти весь год, комиссии возглавляли ребята, а учителя были заместителями председателей комиссии. Открытие лагеря состоялось, жизнь пошла по установленному руслу. Несколько дней в спальнях, в саду, сидя на ступеньках клуба, ребята обсуждали приезд гостей, весело вспоминали события праздника. — Самое время провести общее собрание,— сказал Георгий Васильевич, глядя на возбуждённых ребят. Вечером он вызвал к себе группу ребят. Разговор шёл о подготовке этого собрания. Павел, как секретарь комсомольской организации, должен был его вести. Составила повестку дня. Решили президиум не выбирать, собрание провести оперативно, докладчику дать 15 мин, а всем выступающим — по 3. На повестке дня один вопрос: «Как будем работать на своих полях?» Потом подумали и решили вопрос поставить более научно, и Павел записал: «Положение на фронтах и задачи каждого из нас на данном этапе». Георгию Васильевичу формулировка понравилась, и он согласился сам выступить с докладом, попросив прибавить ему ещё минут 20. На следующее утро на дверях клуба появилось объявление. На большом плакате был изображён солдат, который взывал: «А что ты сделал для фронта?», а внизу призыв: «Комсомолец и пионер, все воспитанники! Готовьтесь ответить на этот вопрос на общем собрании. Оно состоится завтра, 6 июня, в клубе в 16 ч. Комитет комсомола». Около объявления быстро собралась толпа, все как-то притихли и задумались. К назначенному часу зал был полон, стоял невообразимый шум. Паша вышел на середину сцены и поднял руку. Всё стихло. Он объявил повестку дня и предоставил слово Георгию Васильевичу. Тот молодо взбежал по ступеням, глянул на замерший зал, подошёл к рампе и начал медленно рассказывать о том, что он вчера получил письмо с фронта. Отец воспитанника Николая Петрова спрашивал его, как сын живёт, трудится. Георгий Васильевич достал из кармана треугольник, развернул и прочёл: «Пишу вам из госпиталя, был ранен, рана не тяжёлая, скоро поправлюсь. Всё время думаю о сыне, как он там? Ведь мы с ним только вдвоём остались, все остальные погибли в ленинградскую блокаду. Берегите его! Теперь для меня так важно, чтобы он хорошим человеком вырос. Передайте всем ребятам, что мы бьём фашистов, всех до единого обещаем с нашей святой земли выгнать. А они пусть учатся хорошо, трудятся и пусть отцов своих будут достойны, живых и мёртвых». Георгий, Васильевич сложил письмо и медленно спрятал его в карман френча. Потом стал рассказывать об отцах, братьях, которые в редкие минуты отдыха, затишья на фронте, урывая минуты у сна, пишут нам письма, волнуются за наше житьё-бытьё и очень рады доброй вести из нашей большой семьи — детского дома. — И если у нас с вами радость, то радость у сотни солдат на фронте, мы с вами тоже бойцы, тоже участники боёв за свободу нашей Родины. Только оружие у нас с вами иное — это книги, тетради да ручки, а теперь будут лопаты, мотыги да честные руки. Мы с вами выходим на борьбу за сытую жизнь, выходим армией большой и организованной на наши поля и победим! Мы соберём с вами большой урожай, перестанем недоедать, обеспечим себя полностью овощами, а часть продуктов передадим в фонд Победы. Это будет огромная помощь нашей стране, которая так нуждается в продуктах питания. Но мы не сможем с вами собрать хороший урожай, если будем плохо организованы. Поэтому я вам предлагаю новый режим труда. Я расскажу, а вы решите, как лучше. В зале послышался лёгкий шум. — Да, работать вам придётся очень много, это не игра, а серьёзный труд,— продолжал Георгий Васильевич, повышая голос.— Предлагаю разбиться на бригады отдельно девочек и мальчиков. Все бригадиры составляют совет сельхоза, который совместно с агрономом всю нашу землю распределит между бригадами, каждая из них получит свой участок. Работа должна идти по нарядам, которые будет выдавать агроном каждое утро. Бригады должны помогать друг другу, но особая их забота — свой участок. Каждая имеет своего учётчика. Раньше всех утром собираются учётчики у своей конторы, где у каждого стол, счёты; забирают свою бухгалтерскую книгу, садятся на велосипеды и едут по участкам. Разделят участки до прихода ребят. А в это время бригадиры получают у кладовщика инвентарь. Кладовщика тоже выберем из ребят. Все бригады встают по горну, делают зарядку, убирают корпус, потом линейка, где объявляется наряд на работу, а после завтрака — все на свои участки. У каждого воспитанника будет учётная книжка, где указана норма, как выполнена, каково качество работы и сколько кто заработал. Деньги пойдут на сберегательные книжки, которые вы получите при выходе из детского дома. У нас в детском доме много земли, её обрабатывают рабочие сельхоза, сейчас большинство из них на фронте, рабочих рук не хватает. Мы должны заниматься серьёзным производительным трудом, который оплачивается. В зале загудели: «Здорово!» Георгий Васильевич поднял руку, установил тишину и продолжал: — На вечерней линейке — отчёт за день. Все в парадной форме, играет духовой оркестр. Бригада, занявшая первое место, вызывается к мачте, ей вручается знамя. Лучшей бригаде — лучшие места в столовой, скатерти крахмальные, на столе квас в графине, хлеба сколько хочешь, и можно просить добавку. Ребята дальше не слушают, они хохочут, вскакивают с мест, шумят, возбуждённо жестикулируют. Воспитатели не пытаются восстановить тишину, они сами громко объясняют друг другу, как это всё будет выглядеть. Так длится несколько минут, потом устанавливается порядок. Кто-то из зала кричит: «А как на скотном дворе, кто будет работать?» — «Обязательно,— отвечает Георгий Васильевич,— там будет специальная бригада». А кто будет сторожить сад и огород? А что будут делать с тем, кого поймают на огороде или в саду? Зал замер. Георгий Васильевич нагнулся к рампе и тихо, почти шёпотом сказал: Поставят в учётной карточке штамп. Что, что? — закричали с задних рядов. Они не расслышали. Им стали объяснять впереди сидящие, поднялся шум. Я объясню,— повысил голос Георгий Васильевич.— У сторожей будут штампики. Если, к примеру, Боря Соболев попадётся в огороде, сторож идёт в контору и в учётной книжке Бори ставит штампик — это значит, что из его недельного заработка будет высчитываться 30 %. В зале снова шум, гвалт. Кто-то кричит, что лучше пусть вызывают на линейку, другие требуют снизить оценки за дисциплину, третьи предлагают штрафовать. Слово попросила я, рассказала, что совет сельхоза будет собираться каждый вечер и обсуждать итоги дня, что на совет будут приходить агроном, кладовщик, выбранные ребята, все учётчики. И предложила бригадиром учётчиков выбрать лучшего математика Люду Кадажникову, а завхозом — хозяйственного Козырева. Не успела спуститься в зал, как Паша предложил выбрать меня председателем совета сельхоза. Зал одобрительно загудел. Потом перешли к обсуждению доклада Георгия Васильевича. Ребята выходили на сцену и задавали вопросы: «Будут ли ночные дежурства? Какая у сторожей будет форма? А если сторожишь клубнику, то можно ли её есть?» Вдруг на сцену влез Борька Соболев, хотя ему слова не давали. Обращаясь к Георгию Васильевичу, который сидел с ребятами в первом ряду, громко спросил: «Как учитывать будут на скотном дворе? В огороде и саду понятно, всё кусты и кусты, а у нас-то одни хвосты?» Георгий Васильевич от смеха даже закашлялся, похвалил за остроумие. После собрания никто не хотел расходиться, около клуба собралась толпа и гудела, словно пчелиный рой. Обсуждали кандидатуры, волновались, что-то доказывали друг другу. Вечером собрался совет сельхоза. Пришла молодая агрономша с планом огорода, сада — делили участки. Она развесила на доске план огорода и водила по нему указкой. На улице плохо было слышно, что она говорит, но все боялись, чтоб их не разогнали, и сидели под окнами тихо, только напряжённо вытягивали шеи. Если бы педагогическая биография Георгия Васильевича ограничилась
годами работы в школе и детских домах станции Правда и г. Воскресенска, уже
можно было записать его имя в ряд самых ярких и талантливых педагогов России.
Но его биография — это годы работы в Наркомате просвещения с Н. К. Крупской и
А. С. Бубновым, это встречи с А. В. Луначарским и А. С. Макаренко, культпоход
за ликвидацию неграмотности в Георгий Васильевич всегда внушал своим ученикам: «Критиковать совсем не трудно — это каждый может, сложнее выяснить причину недостатков, увидеть проблему, но и это не всё. Важно определить верные пути её решения, внести конструктивные предложения, но и на этом останавливаться нельзя. Деловой человек должен бороться за свои идеи, всё преодолеть, разработать технологию и внедрить свои предложения в жизнь». Его отличительная черта — деловитость. Он не только генерирует идеи, но и воплощает их в практику. Школы, которыми он руководил, были лабораториями новых педагогических идей. В Воспитательная система немыслима без производительного труда — твёрдое убеждение Георгия Васильевича, и он вводит в школах района производительный труд, строит школьный завод «Чайка», организует ученические участки на заводах. Опыт трудового воспитания в школах № 544, 630, 521 и 61-й школе-интернате Москворецкого района становится примером для многих. Воспитательный процесс непрерывен, летом каждая школа должна иметь свой лагерь — таково убеждение Г. В. Гасилова. И Пестовское водохранилище оглашается звоном детских голосов, выстраивается целый палаточный городок. Школы имеют свой парусный флот, устраивают спортивные соревнования, шлюпочные походы, ребята работают на колхозных полях. «Нарком просвещения», как звали Георгия Васильевича, уверен, что школы не должны замкнуться в кругу только собственных забот и узких интересов, необходимо широкое общение с шефами, родителями. Совместно с заводом «Аремкуз» начинается создание нового института общественного воспитания, который крепит союз родителей, промышленных предприятий, учителей; создаётся первая комиссия содействия семье и школе. Сегодня это уже практика всей страны. Поиски, творчество, новаторство — без этого невозможно представить себе выдающегося педагога-новатора. Он всегда в движении. Не за горами его девяностолетие, но по духу он молод и жизнерадостен. Каждый день заполнен работой: готовит архив, пишет книгу, руководит экспериментом в школе продлённого дня с разновозрастными отрядами. Часто встречается с учителями. Признаётся мне, что такой трудной обстановки в школе ещё не было за все его 70 лет педагогической практики. Ищет пути выхода из создавшегося положения, размышляет, как стабилизировать ситуацию, в условиях демократизации обеспечить в школе порядок и дисциплину. У него всегда есть точка зрения, Она революционна и современна. Спрашиваю его недавно: Георгий Васильевич, что бы вы хотели передать своим ученикам сегодня? Мужество,— отвечает он,— мужество оставаться всегда самим собой, бороться за свои идеи, честно жить. |
|
|
|
|
|